– Приехали, барин, – доложил Прохор.
Рух открыл дверь и выпрыгнул в весело хрустнувший снег. Возок
застыл в переулке, зажатом заборами, от уставших коней валил
искрящийся пар.
– Вот там ваша улица, – указал направление Прохор. – Если на
шпиль высоченный держаться и нигде не блудить.
– Бросай возок и уходим, – приказал Рух, запихивая волкомейку
под шубу. – Васька, бегом.
– Как, бросай? – охнул кучер. – Ты, барин, не озоруй. Ни в жисти
не брошу ни возок, ни тем более лошадей.
– Твое дело, – не стал впустую препираться Бучила. – Скоро и
возок твой, и скакунов вся новгородская полиция будет искать. И не
только полиция. И непременно найдут. Полгорода на уши поставили да
еще со стрельбой. Сам решай, возок с лошадками или целая шкура.
Все, двинули.
– Прохор, я тебе новый возочек куплю и коней, – жалобно
простонал Васька.
– Горе мне горе, – Прохор, мужик по всему умный, обнял каждую
животину за голову, пошетал и бросился догонять уходящего Руха.
Чуть попетляли и, не обнаружив погони, вышли на Большую
Никитскую, уютную улицу, застроенную роскошными и вычурными
дворянскими гнездами, с шикарным видом на заледеневшую белоснежную
реку. Тут все вопило о богатстве и красоте: забранная в камень
набережная, кованная решетка вдоль берега, заснеженные фонтаны и
даже, вот диво-дивное, уличные фонари. Красивая, сука, жизнь, как
она есть.
– Не нравится мне тут, – пожаловался Василий.
– Делай вид, что ты – герцог, я – барон, а Прохор – прынцесса,
колдовством превращенная в бородатое чудище, – утешил Бучила, сам
чувствуя себя крайне паршиво среди всего этого великолепия. В
Новгороде, конечно, нет мест, запретных для черни, да только кто
его знает. Торопиться надо, пока какой ушлый богатей полицию не
скликал или со скуки не решил натравить на прохожую нищету стаю
зубастых собак...
Слава Богу, нужный дом отыскали достаточно быстро, двухэтажный
ажурный особняк красного кирпича с мезонином, стрельчатым флюгером,
собственным маленьким садом, высоченным забором и кованными
воротами, украшенными фамильным гербом: рыцарским щитом с розой,
поддерживаемым орлом и грифоном. Бучила без раздумий дернул веревку
и услышал далекий перезвон. На всякий случай брякнул еще пару раз и
уловил приближающиеся шаги. В воротах бесшумно открылось оконце и
тихий, ничего не выражающий голос спросил: