– Вам назначено?
– Конечно, нас ожидают, – без зазрения совести соврал Бучила,
истово молясь, чтобы не сработал пресловутый закон «Двух шагов»,
позволяющий знати отстреливать любую подозрительную личность,
вздумавшую отираться на указанном расстоянии от забора или ворот.
Теперь, конечно, закон порядочно позабыт, но ведь, сука, таким
дуракам обязательно повезет!
– Как представить?
– Его сиятельство Рух Бучила, инкогнито, со свитой.
– Одну минуту, – оконце закрылось, послышались неспешно
удаляющиеся шаги.
– Кто тут живет? – шепотом спросил Васька.
– Мой хороший друг, – поведал Бучила. – Мы с ним бывалоче
трахались.
– Не хочу я с тобой больше дружить, – Васька опасливо отступил.
Прохор едва заметно перекрестился.
– А вот я бы тебя с удовольствием хм..., подружил, –
многообещающе прищурился Рух и тут же обратился в слух. Обратно
привратник принесся вихрем, как в жопу ужаленный, и с ходу забрякал
засовом. Открылась калитка, и тощий, ряженый в белоснежную ливрею
слуга с застывшим лицом склонился в поклоне:
– Добро пожаловать, господа. Вас ожидают.
Бучила чинно вступил на мощеный камнем, начисто вычищенный от
снега двор. До высокого крыльца в усадьбу оставалось десять шагов.
Рух посторонился, пропуская притихших Прохора с Васькой, дождался,
пока слуга закроет калитку, сцапал черта за отвороты, поднял и что
есть силы впечатал в забор.
– Васенька, дорогуша моя, так кто гнался за нами?
– Я не знаю, – захныкал Василий.
– Ты правда хочешь меня разозлить? – без всякой угрозы в голосе,
а оттого еще страшнее, спросил Рух.
– Господа, вас ожидают, – тихонечко напомнил слуга.
– Подождут, – отрезал Рух. – Василий?
– За мною гнались, – всхлипнул черт. – Я того с повязкою знаю и
остальных. Ерёма Безглазый, Апышка Дмитров, Давидка Бабенин и с
ними еще из банды Кондрата Дербыша.
– Дербыша, – едва слышно прошептал Прохор и снова перекрестился.
К этому моменту Рух уже уяснил, если кучер крестится, жди, значит,
сука, беды.
– Что за Дербыш? – строго спросил он, не разжимая хватку.
– Первейший в Новгороде тать и разбойник по прозвищу Костоед, –
прохрипел Васька. – Пытать и мучить страсть как обожает. Я его,
Рушенька, пуще тебя даже боюсь.
– А вот это обидно, – нахмурился Рух и отвлекся на движение в
стороне. Двери в поместье раскрылись, и на шикарное мраморное
крыльцо вылетела еще более шикарная графиня Бернадетта Лаваль,
злая, раскрасневшаяся и чертовски красивая.