– Узрел, Заступа-батюшка? – благоговейным шепотом спросил
Федор.
– Угу, – кивнул Рух. – Ничего интересного. Рука где?
– Кака рука?
– Кака рука, – передразнил Рух. – Которую оторвал.
– Выбросил, – растерялся Федор. – Тебе какой с нее прок?
– Надо найти, – глухо сказал Бучила.
– Я в-видал, – Пантелей сорвался с
места, прыгнул в овражек у дороги и затих, словно
пропал.
– Пантелюша? – напрягся Бучила.
– Л-лошадь, – сообщил Пантелей.
– Значит с голоду не
помрем, – не
уместно пошутил Бучила и застыл на краю заросшей сухой крапивой
промоины. На дне, усеянном исторгнутыми землей валунами, Пантелей
баюкал у груди оторванную руку. Рука пыталась царапаться, судорожно
перебирая пальцами, но Пантелей не обращал на нее никакого внимания. У ног лежала пропавшая
лошадь. То что осталось:
куски гнилой туши
выложенные затейливой, извилистой змейкой. Голова, ноги,
копыта, мысо со шкурой, кучки заветренных потрохов. На лицо потраченное время и больная фантазия.
Руху окончательно поплохело. Давным-давно он видел подобное. Предпочел забыть, вродь удалось,
ан нет, нахлынуло вновь. Да так, что ноги подкосились и по спине
противная дрожь. Случилось это во времена царя Юрия, принявшего жуткую смерть от неизвестной
болезни, супротив которой лучшие лекари оказались
бессильны:
государь истек гноем и
по Руси поползли
зловещие слухи о колдовстве. Для Руха тот год выдался дивно
спокойным и только на Пасху выкликали его в деревеньку в двух верстах от Нелюдова.
Неизвестное
чудище влезло ночью в избу и убило всех, спаслась только малолетняя хозяйская дочь.
Девка на помощь и позвала. Тварь отыскалась в опочивальне, рядом с
окровавленной люлькой. Не шибко большая, человеку по пояс,
приземистая, тощая образина, свитая из прогнившего мяса и жил. На
Бучилу не обратила внимания, сидя на полу и сосредоточенно
выкладывая на полу змейку из разорванного на части
мальца. На память о той жаркой встрече Руху остались
восемь сломанных ребер, разбитое в крошку колено и исполосованная когтями спина. Отлеживался
несколько месяцев, скулил жалобно, пока не срослось, даже свадьбу пришлось
пропустить. Пока болел, книжки старые полистал, с умными людьми и
нелюдьми посоветовался, вызнал про
странную тварь. Оказалась паскуда по-ненашенски – рескером, а по нашему воздягой. Водзяга не
рождался из умерших, некрещеных детей и не вылуплялся на дне
черного торфяного болота, среди утопленников и склизких корней.
Воздягу мог создать только колдун, владеющий искусством страшным и
темным, казалось бы безвозвратно утерянным во
времена