Из норы вылезла бородатая
рожа.
– Это, как его, Авдей кличет тебя, стало
быть. Туды вон иди, – мохнатый палец указал
направление.
– Стой, – неусыпный Мирон перекрыл дорогу и
передразнил сородича. – Туды иди. Порядку не знаешь,
Ульян? – и
приказал Руху. – А
ну повернись, вдруг злодейство задумал, да железку вострую припас,
я посмотрю.
Бучила обреченно вздохнул и
повернулся спиной. По телу забегали ловкие пальцы, ощупывая складки
и швы.
– Пусто, – разочаровано буркнул
Мирон. – Теперича иди.
– Думал у меня за пазухой пушка или
меч-кладенец? – Бучила поправил
хламиду. – Ты
вродь не дурак, ведь смекаешь, ежели захочу, кишки тебе выпущу без
ножа.
– Иди давай,
выпускальщик, – буркнул Мирон.
Низкий, забитый рухлядью проход
вился во тьме. Плачь нарастал и несся теперь одновременно со всех
сторон и кажется, даже из под земли. Странно все это — охрана на
входе, оружие ищут, взвинченные какие-то,
настороженные. Случилось чего?
Рух вступил в комнатку, со
стенами из подгнивших снопов, заваленную грудами битых горшков,
тележными колесами, сломанными прялками, вениками, рассохшимися
корытами и беззубыми граблями. Сокровищница видать. Свет отвесно
падал из дыры в потолке. Авдей, главный нелюдовский домовик,
восседал на резной лавке. Низкорослый, коренастый, поперек себя
шире. С виду обычный старикашка, одной ногой на погост —
морщинистый, шерсть на лице тронута сединой, горбатенький. Бородища
расчесана — волосок к волоску. Борода для домового первая гордость,
чесать ее готовы день и ночь напролет. Хотите задобрить домового —
положите гребень за печь. Только, упаси Господь, не серебряный.
Домовые шуток не любят, а уж мстительные, боженька упаси.
Расчесывать домовые обожают больше всего — себе бороды, волосы
спящим людям, хвосты и гривы коням. Если домовым насолить, ваши
волосы будут расчесывать отдельно от головы. В случае особо острых
противоречий, голову с волосами отделят и унесут. Племя
злопамятное, гордое, умеющее постоять за себя. Обожают
кровопролитие и молоко.
Предводитель нелюдовских
домовых Авдей Беспута, прозвище свое оправдывал до копеечки.
Разменяв второе столетие много всякого сумел увидеть и сотворить.
По молодости бунтовал против стариковских порядков, воли искал, за
те дела был нещадно розгами сечен, обиделся крепко, зарезал
порольщика и убежал. Прибился к ватаге пропащих людей, душегубничал
на большой дороге, ходил по Волге грабить татар, побывал в Югре и у
Камня, искал шаманское золото, еле ноги унес. На память о тех
славных летах остался Авдею шрам через всю разбойную рожу,
проложивший стежку от брови, рассекающий нос и оттянувший рот в
вечной, звероватой полуухмылке. После ранения взялся за ум, понял —
конец один, или в петлю или зарежут дружки