– Никакой не нечистый
я, – обиделся Антоний, прорехи от святой
воды затянулись. – Душа неприкаянная. Молиться о спасении
в храм прихожу, разве нельзя?
– Никем не
запрещено, – поддержал друга
Бучила. – На твоем месте, поп, я бы эту историю
на всю Русь раструбил. Мол у Ионы даже призраки бесприютные на
молитву идут.
– Язык у тебя
помело, – Иона перекрестился и ушел к
Лукерье.
– Ты тоже хорош, – попенял Рух
привидению. – Зачем в церковь полез? Не мог
подождать?
– У меня срочные вести! А этот…
меня…
– Вызнал? – жадно перебил Рух.
– Маненько.
– Ну не томи.
– Мертвые шепчут — объявился нечистый,
силы невиданной, дите и забрал.
– Пошто?
– Он не докладывал. Бояться его и нелюдь
и мертвяки, всех запугал укрывается в Гиблом лесу, а где не знает
никто и выяснять не намерены.
– Лешаки в сговоре с ним?
– Того не ведаю, – развел полупрозрачными руками
Антоний. – Проку ему от лешаков, как от козла
молока. Они на морды страшные, а зла-то
в них нет, лес берегут по обычаям и вере своим, дубам старым
молятся, в них же после смерти и обращаются. А у нечистого забота
одна — род людской изводить.
– Оно может и верно, меньше людей —
меньше проблем? – невесело оскалился Рух.
– Пойду я? – увильнул от разговора
Антоний.
– Иди, – кивнул Рух. – Стой. Кто вокруг церкви шарится, не
видал?
– Нет никого. Но воняет гадостно —
мертвечиной и плесенью. – Антоний медленно утек в стену, оставив
Бучилу наедине с невеселыми мыслями. Самые паскудные догадки, как
водится, подтвердились. Кохтус, старый хер, в глаза набрехал, Бором
поклялся. Клятве той, правда, веры нет никакой, именем мертвого
бога клясться легко и удобно. Ничего, припомниться тебе шишка
гнилая, сочтемся ужо. Значит в противниках нечистый у нас, хм,
стоило ожидать. Все усложнилось до невозможности, теперь на изнанку
придется вывернуться чтобы ребенка спасти. А и ладно, где наша не
пропадала… Рух прислушался. В селе самозабвенно и радостно,
встречая солнце, горланил первый петух.
8
Бучила плелся домой.
Неспокойная ночка вытянула все силы оставив вялость в ногах,
ослабшие руки и звенящую пустоту в голове. Мысли лезли поганые —
сцапать какого ротозея, затащить в уголок потемней, вдоволь
напиться сладкой, опьяняющей крови и свернувшись калачиком рядом с
остывающим трупом, вволю поспать. Много