-под земли, глухим эхом отражаясь от стен. Ну
вот, началось.
– Матушка, где ты?
Лукерья сбилась, Рух подскочил
гигантским прыжком и прошипел:
– Не вздумай отвечать, слышишь? Не
вздумай!
Лукерья застонала, продолжив
читать.
– Страшно мне матушка. Темно тут, забрала
бы меня, – невидимый ребенок умело давил на
потаенные струны любой материнской души. – Матушка.
Лукерья всхлипнула, ее
затрясло. Подоспевший Иона брякнулся рядом и прохрипел:
– Не слушай, не Митюнюшка это, отродье
сатанинское сыночком прикинулось. Молись Лукерьюшка, молись,
Господь великую силу дает. Я с тобой.
Рух посмотрел на попа
уважительно. Надо же, без истерики обошелся и без обычного скулежа.
Глядишь вырастет мужиком. Лукерья, послушная, млелая, жалась к
Ионе, читая надрывно и утирая глаза концами платка.
– Матушка,
выручи, – голосишко заканючил плаксиво, разрывая
душу на мелкие, кровоточащие куски. – Пропаду, матушка, пропаду.
Лукерья забилась в объятиях у
Ионы.
– Тихо, милая,
тихо, – батюшка мягко удержал ее за
плечи.
– Матушка, отзовись, не дай
помереть!
Лукерья молилась сквозь
душащие слезы и хрип.
Плачь оборвался, заходясь
юродивым, злобным смешком.
– Сука ты,
Лукерья, – прошипел
невидимка. – Не мать ты мне боле, слышишь, не мать!
Ненавижу тебя, ненавижу!
Мерзкий голос отдалился и
утих. Лукерья упала бы на бок, не успей Иона ее поддержать. Рух
прислушался, пытаясь угадать откуда ждать новой беды. Гробовая
тишина длилась всего лишь мгновение, а может и целую ночь. От стука
в дверь Бучила дернулся и едва не пальнул.
– Пустите богомолиц
заночевать, – тихонько попросила с улицы
баба. – Идем к святым источникам Варлаама
Хутынского.
– Вот и идите, – отозвался
Бучила. – Тут недалече осталось, верст сто
пятьдесят.
Лукерья чуть успокоилась, Иона
уже не рвался к дверям, как вчера. Не такой дурак каким
кажется.
– Пустите за ради
Христа, – взмолилась баба. Голос напоминал
густой, сладкий елей, затуманивая разум, подталкивая открыть дверь
и впустить странниц внутрь. Только не на того напали…
– Отваливайте, не
подаем, – фыркнул Рух.
В ответ загомонили на разные
голоса:
– Х-холодно.
– Пустите погреться.
– Голодные мы…
– А монашек сладкий
поди, – проскрипели словно железякой по
глиняному горшку.
– Больно тошшой, кости да жилы
одни, – за дверью разразились поганым
кудахтаньем.
– Упыря бы попробовать.