– Иона, – шикнул Бучила.
Батюшка не ответил и не
обернулся, перекосившись на сторону и подволакивая левую ногу.
Скрюченные руки потянулись к засову. Рух явно погорячился, отрядив
всех придурков на противоположную сторону. Своих хватает, даже с
избытком.
– Стой, мудило! – Бучила дернулся к попу, понимая что не
успеет. Склизкая тварь, потерпев неудачу с вампиром, нашла лазейку
в разум попа. Твою же мать! А орущие и долбящие бошками в стену
паскуды, просто отвлекали бдительного, но крайне доверчивого
упыря.
Бучила остановился на полушаге
и сдавленно зарычал. Сучий Иона доковылял до дверей, рывком
отбросил засов и свалился кулем. Снаружи клубилась непроглядная
темнота. Темнота шуршала и постукивала сотнями тоненьких коготков.
Сквозняк принес запах вековой пыли, разоренных склепов и плесени.
Тьма порвалась и в церковь вползла увитая клочьями ночного тумана,
извивающаяся, кошмарная тварь. Громадная сплюснутая многоножка,
сотканная из голых костей, обрывков мертвецких саванов и высохшей
плоти. Безглазую, матово отблескивающую башку венчали четыре
острых, трущихся друг о дружку серпа, приготовленных хватать, рвать
и заталкивать в узкую, слюнявую пасть. Уродливое исчадие мрака,
прячущееся в древних могилах, веками спящее на ложе из трупов и
высохших мумий, присоединяя их кости к своим. Десятки острых ножек,
похожих на рыбьи кости, зацокали по полу, двигаясь волнообразно и
хаотично, придавая движениям тела мерзкую грацию и красоту. Эта
красота завораживала и притягивала, разум кричал «беги, дурак!», но
ноги отказывались идти. У твари не было имени, ибо те кто ее
повидал, не могли ничего рассказать. Человеческие черепа,
вживленные в тело чудовища, вопили раззявленными в мучительном
крике, обтянутыми высохшей кожей ртами.
– Лукерья,
читай! – заорал
Бучила, обходя костяную многоножку по широкой дуге. Падлюка
дернулась, распрямляя сегментированное тело в рывке и Рух сжал
скобу. Вспыхнул порох на полке, волкомейка зашипела и дернулась
наровистым конем. Бахнуло, глаза застил вонючий, въедливый дым.
Заряд картечи большей частью полоснул по святым, но кой чего
досталось и мрази. Несколько серебряных шариков ударили по хребту,
с треском ломая полые кости. Уродина запищала, свившись в тугой,
скрипящий комок. Тоненькие ножки выстукивали по полу омерзительную
мелодию, щелкнули жвала.