Ох уж, эти бивуаки! В нескольких шагах от сотни домов с крепкими
крышами и стенами, с магазинами, лавками и трактирами, которые
открыли убежавшие, но успокоившиеся и вернувшиеся жители, солдаты
устроились на голой земле. Зарядили дожди. 4-й корпус засыпал и
просыпался в грязи, промокший до нитки и продрогший до костей.
Солдаты вставали, но многие так и не сдвинулись с места. Вскоре их
стоны заполнили лагерь. К походным лазаретам потянулись больные,
еле переставлявшие ноги. С заострившимися лицами. С запавшими
глазами. Обезвоженные. Взывавшие о помощи сиплыми голосами. Многие
так и не дошли. Умерли в нескольких шагах от медиков. Те в бессилии
разводили руками.
— Болезнь сия проистекает от сырости и незрелых фруктов, которые
по глупости своей солдаты срывали в походе, проходя мимо садов, –
делился медицинскими познаниями с Костой доктор Барниковский. – Чем
помочь несчастным? Лекарства от холеры еще не придумали. Тем и
страшна холера – полным моим бессилием облегчить страдания. Только
дезинфекция! Дожди промоют телеги. И было бы неплохо окурить дома,
которые приспособили под госпитали.
— Вода! – хмуро буркнул отставной хорунжий.
— Что – вода?
— Зараза проникает в воду и через нее распространяется. Через
колодцы, ручьи. Туда попадают фекалии и рвотные массы. Как
уберечься солдатам, если стирают вместе вещи больных и здоровых?
Пьют из уже отравленного источника. Купаются в зараженной воде.
Моются. Используют при приготовлении пищи. Еще и шинели с умерших
себе забирают…
— Странные вещи вы говорите. Всем известно, что виною всему
миазмы, общая нечистота и ослабление организма. Посмотрите на наших
офицеров. Никто не заразился!
«Рука-лицо! Ну, как донести до неглупого, вроде, человека идею
холерного вибриона? Увы, не то время, и не то место. Вряд ли меня
поймут».
— Так они вино пьют, а не воду, ваши офицеры. Вы знаете что,
доктор… Вы хоть руки протирайте спиртом после контактов с
больными.
— Фельдшеры его употребляют совсем не по назначению. Клянутся,
что помогает, – хмыкнул офицер. – Но за совет – спасибо!
Умерших прибавлялось с каждой минутой. Стали копать огромные
траншеи в 30 саженей каждая, чтобы захоронить. Счет уже шел на
сотни. День-другой – и дойдет до тысяч[2]. И весь этот ужас на фоне
пасторальной идиллии Токая, красивых виноградников, манящих
погребков со сладким токайским, изготовленным из винограда,
побитого первым морозцем…