– А на чем мы поедем? – поинтересовался я, когда мы пересекли парковку перед общагой и двинули к дорожке, где приезжие оставляли машины. – Надо было пораньше такси вызывать, сейчас мерзнуть будем.
– Да не надо, – ответил Мика, решив, как всегда, всё и за всех. – У меня сегодня свои колеса.
«Ага, – подумал я, – может, еще и самолет свой?»
Но Мика (читает мысли) достал ключи, нажал кнопочку, и в метре от нас пискнул черный «Мерседес», будто бы насмехаясь: «Ну что, Альберт, съел?» Такой большой, такой строгий, такой неприступный, похожий скорее на катафалк, нежели на обычные «колеса» обычных, еще живых людей.
– Только, пожалуйста, не говори, что ты купил его на деньги своих малолетних подписчиц, иначе мне станет плохо.
– Нет-нет, – успокоил Мика. – Я у бати взял. Стоит на даче, пылится, почему бы не попользоваться?
Действительно, бери – не хочу, почему нет? Ведь все так просто.
Я уселся на переднее сиденье (естественно, не на водительское), и тут же почувствовал, как кожа «Мерседеса» обесценила мою собственную. Салон был настолько элегантным и неброским, что вполне мог сравниться с королем, облачившимся в робу пажа и вышедшим ради удовольствия в люди. Хоть и не видно его короны и королевских перстней, глаз-то поди не обманешь: вот оно, ваше величество, здеся.
– Монстр, да? – хвастнул Мика и завел мотор-р-р. – Сейчас прокатимся и увидишь, в какие игрушки играют настоящие мальчики.
Я взглянул на Мику и еле сдержал смех.
– Ты сейчас сказал, точь-в-точь как из тупого американского фильма. «Где моя пушка, Джонни? Сейчас покажем этим крошкам, на что способен их папочка. Туф-туф-туф».
– Серьезно? – Мика улыбнулся и погладил щетину. – Ну ладно. Может, моя жизнь и есть тупой американский фильм, кто знает?
Не дожидаясь ответа, он нажал на сцепление (или куда там жмут), и мы поехали, – нет, мы поплыли по мерзлой каше дорог. «Мерседес», надо отдать ему должное, справлялся на отлично. Не буксовал, не фыркал, не стонал, а ехал размеренно, будто вместо грязи, снега и льда под ним пролегало мелодичное шоссе. С высоты его подвески я даже представил себя Ноем, оставляющим Потопу еще множество пар разных тварей. Поглядывал за борт, как некогда наверняка поглядывал известный спаситель: хоть и с печалью, но с пониманием – не всем, господа, далеко не всем, найдется билет на наш ковчег, такова судьба…