Сглотнула ставшую вязкой слюну и сделала еще один шаг назад.
– Дрессировке не поддаюсь! – заявила я и шарахнулась от него в сторону, начиная отступать по новому кругу.
– Какая ты прыткая и энергичная. Обожаю таких козочек! – в глазах темного зажёгся огонек азарта.
Ах, ты ж козел!
Маньяк продолжал напирать на меня, как танк, а в конце вдруг прыгнул и схватил в охапку. Со словами «шах и мат», мужчина потянулся своими тонкими противными губами к моим.
Я тебе сейчас такой мат устрою! Я вовремя успела вытянуть руку вперед.
К горлу подступила тошнота. Мне уже не было страшно. Было противно. Действуя инстинктивно, я принялась бить Брена по выступающему на его руках черному мареву. Дымка, словно играя, начала липнуть к моим рукам, и ластиться, как будто испытывала удовольствие от соприкосновения с кожей.
Я почувствовала отголосок тепла. Как будто ко мне льнул маленький черный котенок. Но выглядела субстанция совсем непрезентабельно.
– Гадость какая! – воскликнула я. От напряжения, с моих рук сорвалась искра и вошла в тело маньяка. В тот же момент вены колдуна начали приобретать нормальный вид, кожа из бледной – становиться здоровой, а все темное марево, которое находилось в его теле, полностью впиталось в мою кожу.
– Что?! Гадость? – взревел мужчина.
Вот теперь я испугалась, и непроизвольно влепила мужчине пощечину и наступила на ногу. От души, так сказать! А нечего было настолько безумно орать. Я девушка с достаточно тонкой организацией психики.
А потом Брендон посмотрел на меня с перекошенным от дикой ярости лицом.
– Больно, да? – участливо поинтересовалась я, готовясь к сдаче.
Но мужчина удивил: размазывать меня по стеночке не спешил. Молча сжав зубы, громко сопел.
А после выдал неожиданное:
– Еще ни одна девушка не поднимала на меня руку. – Подумав, он добавил: – И ногу. Ты — необычная, – и столько щенячьей нежности во взгляде. – Ты будешь не жемчужиной, а алмазом в моей сокровищнице!
Капец. Как его отлепить от меня? Хорошо еще, что он не заметил некоторых метаморфоз в моем и своем организме. Иначе, чую, мне было бы несдобровать.
– Ваше темнейшество, стойте, моей хозяйке еще нельзя замуж! – завопила очнувшаяся белка и запрыгнула ко мне на плечо. – Ей же только девятнадцать.
– Да-да! – ухватилась я за протянутую соломинку, не понимая, почему в девятнадцать лет нельзя. По земному возрасту, я уже вполне взрослая барышня.