– Отец ушел, когда я была маленькая, – сказала она. – С тех пор я его не видела.
– Сочувствую, – сказал папа; я же промолчала, ибо что тут скажешь. – Ты знаешь, где он сейчас?
Лэйси пожала плечами:
– Думаю, он пират. Или грабитель банков. А может, один из тех хиппи-террористов шестидесятых годов, кому пришлось пуститься в бега, чтобы уйти от федералов. Я бы не возражала. Или, знаете, может, он типичный паршивый бездельник, который послал родную доченьку нахрен и завел новую семью на другом конце города. – Она нарочито громко рассмеялась, а я старалась не сгореть со стыда, потому что она выругалась в присутствии отца. – Господи, вы бы видели свои рожи! Тоже мне трагедия. Пустяки. Мамочка уже обзавелась прекрасным новым мужем и ребенком в придачу и уверяет, что нет ничего лучше возможности начать заново. Правда, для настоящего начала меня пришлось отрезать, но ведь жизнь – это компромисс, правильно?
Я размышляла о ее отсутствующем отце. Про Ублюдка мне было известно. Но не про ребенка. О нем она ни разу не упоминала. Во всяком случае, при мне.
– Сочувствую, – повторил папа.
– Она же сказала: пустяки, – возразила я, потому что надо же хоть что-то сказать.
– Я слышал. – Отец встал. – Как насчет горячего шоколада, барышни?
Это была наша с ним фишка: готовить зимними вечерами горячий шоколад, добавляя в него щепотку перца, просто ради наличия секретного ингредиента.
– Я сыта. – К собственному отвращению, я говорила совсем как мать: диета гнала ее прочь из столовой при любом упоминании шоколада, а у нас с отцом появлялась еще одна радость только для нас двоих.
– И мне уже пора, – подхватила Лэйси.
Мне тут же захотелось отыграть назад, сказать «да», радостное «да, давайте упьемся горячим шоколадом и объедимся печеньем, устроим милую обжираловку, всё, что хотите, только останьтесь» – отчасти из-за того, что у нее не было отца и мне стало стыдно за свое пусть и минутное нежелание делиться с ней своим, но главным образом из-за того, что это была Лэйси, и всякий раз, теряя ее из виду, я боялась больше никогда не увидеть ее.
Папа обнял ее на прощанье. Точно так же он обнимал меня, крепко и властно. Я ни разу не видела, как это выглядит со стороны, да и не должна была видеть. Я обожала его за то, что он полюбил ее ради меня. За то, что увидел в ней то же самое; что не только захотел обнять Лэйси, но и удостоился ее ответных объятий.