— Теперь не отходите друг от друга, — сказал Ратимир. — Если
кто-то исчезнет из глаз, зови по имени. Только по имени. Лес здесь
любит тех, кто молчит. И забирает их.
Шли быстро. Но с каждым шагом Илья чувствовал, как лес смотрит.
Не глазами — корнями. Дышит. Вспоминал. И показывал.
Сначала — слабые всполохи, как сны. Илья увидел, как на поляне
под дубом старик в белом стоял с чашей. Но лицо было скрыто. Это
было — прошлое, но ощущалось как предупреждение.
Потом он увидел Вадимира — не сейчас, а в том, что было. Вадимир
стоял над павшим воином, лицо его было в крови, но глаза — полны
боли. Чья это была смерть — Илья не знал. Но лес хранил её.
— Илья, — окликнул его Вадимир. — Ты что?
Илья моргнул. Видения рассыпались.
— Лес. Он… показывает.
Ратимир посмотрел жёстко.
— Не верь ему. Здесь нет правды. Здесь есть только то, что он
хочет, чтобы ты видел.
Вдруг — звук. Хруст ветки. Они замерли.
Из-под корней поднялось что-то серое. Два жёлтых глаза, тело —
из веток, кожи — не было, только кора и жилая плоть. Оно шло
медленно, но каждый шаг был звуком старой земли.
— Болотник, — прошептал Ратимир. — Не беги. И не нападай. Он не
видит. Он слышит.
Тварь остановилась. Голова повернулась к ним. И она заговорила
голосом, хриплым, как ломаемая ветка:
— Кто тронул тропу, где ходят не живые?
Илья шагнул вперёд.
— Мы идём туда, где идут наши судьбы. Мы не берём твоего.
— Судьбы? — голос стал глуже. — Нет судьбы на этом пути. Есть
только шаг и корни. Ты идёшь — значит, уже платишь.
Тварь двинулась, но не на них — сквозь них. И исчезла, как
растворилась.
— Она нас… пропустила, — сказал Вадимир.
— Нет, — ответил Илья. — Она сказала: мы уже платим.
Тропа вывела их к холму. И на холме стояла женщина. Это была
Радана.
Илья очнулся от звука — короткого, режущего, как звонок, который
бьёт прямо в сознание. Свет ударил в глаза — яркий, искусственный,
чужой. Белый потолок, запах спирта и чего-то резкого.
Он вдохнул. Воздух был тяжёлым, стерильным. Тело — неподвижным.
Рука — под капельницей. На груди — липкие датчики. В ушах — мерный
писк аппарата.
Он был в… больнице.
Сердце ударило в рёбра. Он резко сел, сорвав с руки трубку
капельницы. Боль полоснула по венам, но он не остановился. Пальцы
рванулись к шее. Там…
Нет.
Он сдёрнул с себя простынь.
— Где он? — сорвалось с губ. Голос был хриплым, словно он не
говорил вечность.