Впереди он увидел воина в кольчуге, молодого, с лицом, резким
как меч. На плаще — знак Сварога, не как оберег — как клятва. И
рядом с ним — Ольга, её лицо было сталью, а глаза — огнём.
— Дедушка… — прошептал Илья, сам не зная, почему.
Голос прогремел из самой земли:
— Ты видишь то, что было. И то, что есть. Его кровь — твоя
кровь. Его путь — твоя нить.
Илья увидел, как воин пал на колени перед Ольгой.
— Княгиня, — сказал он. — Я и мой род — твои. И наши дети будут
с тем, кто пойдёт за тобой. И если падёт один — другой встанет.
Тьма сомкнулась — и в ней прозвучало:
— Он был — начало. Ты — продолжение. Корень дал ствол. Ствол —
дал ветвь. Но ветвь сама ищет небо. Ты — не чужак. Ты — нить этой
земли.
Илья вырвался из сна. Грудь тяжело вздымалась, лицо было мокрым
от пота. Вокруг — тишина, лишь треск углей в печи.
Он сел, сердце грохотало. Рядом тихо спали Вадимир и Радана. У
очага сидел Гостомысл, тихо шевеля угли. Он поднял глаза.
— Печь сказала тебе что-то? — спросил он негромко.
Илья, чувствуя дрожь в голосе, ответил:
— Она показала мне… корни.
Старик долго смотрел на него, а потом кивнул.
— Ну что ж. Если ты их увидел — значит, ты часть дерева. А что
будет дальше — спроси у ветра. Он знает, куда гнутся ветви.
Илья провёл рукой по лицу. В голове ещё звенел голос из сна:
Ты — нить этой земли.
Он лёг обратно, но уснуть ему больше не удалось. С улицы
послышался крик.
Шум ударил, как набат. Рваный, тревожный, он прокатился по
улице, ворвался в избу, сотряс стены. Сначала — крики, потом —
голос, не голос, а стон, полный страха.
Илья вскочил. Вадимир схватил топор, Радана уже была у
двери.
— Что там? — спросил Илья.
— Пойдём, — ответила Радана. — Это голос города.
Они выбежали во двор. Воздух был густым, наполненным чем-то, что
ломает сердце. Люди шли, бежали, срываясь с порогов — женщины с
детьми, старики с палками, молодые с голыми руками. И никто не знал
куда — все туда, куда звала толпа.
— На площадь! — крикнул Вадимир.
Площадь была чёрной от людей. Они стояли плотно, как колосья
перед бурей, но не молча — стоном, плачем, рыданием. Женщины
держали головы, заламывали руки. Старики падали на колени, смотрели
в небо, будто желая его разорвать.
— Горе-е-е! — разносилось над толпой. — Ой, горе-е-е! Куда ты
нас оставил, княже наш родной!
— Кто нас теперь защитит? Кто нас теперь поведёт?