«Принцесса» летела — легкая,
стремительная, с корпусом, обточенным Томасом Редвудом до
совершенства, и парусами, которые Вежа подогнала через своих
«случайных» должников. Этот бриг теперь был моим, настоящим, от
киля до мачт, и команда — пятьдесят три человека, включая Стива,
Сэма, Джека Грома, Пита Шустрого и Гарри Киля. Они шумели на
палубе, привыкая к своим местам. Стива надо будет назначить
боцманом. Он расхаживал среди пиратов, раздавая приказы, а я держал
курс, прикидывая, куда двигаться дальше. Тортуга маячила в мыслях —
там Роджерс боялся показываться, а враг моего врага, как известно,
мой друг.
Первый день в море всегда особенный.
Воздух пах свободой, волны пели под бортом, и даже скрип канатов
звучал, как музыка. Матросы возились с оснасткой, кто-то уже травил
байки про Монито, приукрашивая мою схватку с Роджерсом так, будто я
голыми руками вырвал у него сундук с сокровищами. Я ухмылялся,
слушая вполуха. Пусть болтают — это сплачивает их, а мне нужна
команда, которая держится вместе, как кулак. Джек Гром осматривал
пушки, бормоча что-то про угол наводки, Пит Шустрый карабкался по
вантам, проверяя узлы, а Гарри Киль стоял у руля. Я прошелся по
палубе, хлопнув Стива по плечу. Он обернулся, скрестив руки, и
кивнул на море.
— Хороший день, капитан, — буркнул
он, щурясь на солнце. — Куда идем?
— Пока прямо, — ответил я, глядя на
горизонт. — Думаю про Тортугу. Там Роджерс не сунется, а нам
передышка нужна. Что скажешь?
— Дело, — кивнул он. — Там и ром
дешевый, и люди лихие. Команде понравится.
Я хмыкнул. Стив был прав — Тортуга
обещала возможности.
Час шел за часом, солнце клонилось к
западу, окрашивая воду в багровый, будто кто-то разлил вино по
волнам. Команда расслабилась — кто-то дремал в гамаке, кто-то точил
саблю, а Пит Шустрый затеял игру в кости, звеня монетами. Я смотрел
на них, прикидывая, как сколотить из этой шайки настоящих пиратов.
Они были крепкими, но сырыми — нужен был бой или добыча, чтобы
спаять их кровью и золотом.
Стив стоял у носа с подзорной трубой
и заметно напрягся. Его спина выпрямилась, как струна, рука
замерла, прижимая трубу к глазу. Я нахмурился, его поза не
предвещала ничего хорошего.
Он медленно опустил трубу,
повернулся ко мне. Лицо его было мрачнее тучи.
— Что там? — буркнул я, подходя
ближе.