Портобелло, гроб Дрейка, Вежа,
Эльдорадо — звенья одной цепи. Я прищурился, глядя на карту. Остров
Монито, где мы нашли сундук с золотом и ящик Дрейка, был лишь
началом. Записки из ящика намекали на Эльдорадо, а теперь Вежа
прямо говорит об этом. Значит, Дрейк знал. Он спрятал не просто
сокровища, а что-то такое, ради чего Вежа готова раздавать миллионы
очков. И Портобелло тут не случайно. Гусман, этот жирный боров,
явно что-то скрывает. Может, он тоже ищет гроб? Или знает, что там
внутри?
Нет, тут пахнет заговором. И осада —
часть этого. Может, Гусман хочет перекрыть пути, чтобы никто не
добрался до мыса? Или сам готовит экспедицию?
Если Портобелло закроют, мы окажемся
в ловушке. Надо поднять гроб до того, как там начнется резня. А для
этого нужны люди. Морган — надежен. Стив — тоже. Марго… она спасла
меня, но что у нее на уме? И Филипп — точно не надежен.
Я откинулся на стуле. За все
приходится платить. Очки влияния — это не просто цифры. Я тратил их
на омоложение, на навыки канонира, на этот проклятый колокол. А
теперь Вежа сулит миллион. Зачем? Чтобы я стал сильнее? Или чтобы я
дошел до конца ее игры? И что там, в конце? Бессмертие? Сила? Или
просто смерть под пальмами Эльдорадо? Я хмыкнул, покачал головой.
Слишком много вопросов. Но одно ясно: Портобелло — ключ. И если я
не потороплюсь, то останусь с носом, а кто-то другой — с миллионом
очков и тремя рангами.
Я потер подбородок, ощущая щетину
под пальцами. Надо собрать команду. Морган знает Портобелло, Стив
организует людей, а я разберусь с Вежей. И с Филиппом.
Гроб Дрейка где-то там, под водой. И
я его достану. А потом — Эльдорадо. Вежа хочет гонки? Что ж, пусть
будет гонка. Но победителем буду я.
Я стоял у стола, все еще глядя на
карту, когда в дверь каюты постучали. Стук был резкий, но
неуверенный, словно тот, кто стоял за дверью, сомневался, стоит ли
входить. Я нахмурился, оторвал взгляд от мыса на бумаге и бросил
взгляд на иллюминатор. Утро уже разлилось по небу серой пеленой, а
море шумело.
Стук повторился. Я беззлобно
рыкнул:
— Да входи уже!
Дверь скрипнула, медленно
приоткрываясь и в проеме показался Филипп. Я прищурился,
разглядывая его. Этот юнец выглядел не так, как обычно. Нет той
наглой ухмылки, что бесила меня, нет той надменности, с которой он
бросал свои «это моя тайна». Сейчас он стоял, чуть ссутулившись и
смотрел на меня исподлобья, будто боялся, что я швырну в него
чем-нибудь. Его взгляд метался по каюте — от стола к иллюминатору,
от фонаря к моему лицу.