Нет. Глубинная, звериная ярость, поднявшаяся при этой мысли,
четко говорила — с ним всё было примерно так, как я помню.
— Гляди, — не стал я отвлекаться.
И я начал показывать. Не ему одному — я чувствовал злость и
недовольство всех воинов, и потому пытался поделиться тем, что
испытал я. А потом показал, как мстил — не только за жену. В моей
жизни было очень много поводов для мести и тех, кому надо
мстить…
И, кстати, я более менее успокоился лишь тогда, когда князь
Долгорукий, Великий Маг Российской Империи моего прежнего мира, не
одолел меня и запер в темнице. На три года, пока я окончательно не
остыл, и после этого мы поговорили. После чего я стал его учеником…
Незадолго до Великой Войны, до прихода Этель Нуринга.
Я показал, как терял близких. Как мстил, не разбирая правых и
виноватых. И как за три года сидения в холодной темнице, когда меня
усмирили, как бешеного пса, по приказу тогдашнего Императора —
спасибо Юрию Михайловичу, что он обошелся хорошей трепкой и
заключением, а не убийством, как велел Император. Дал время
подумать, остыть. Беседовал. Показывал, что именно я натворил —
погибшие дети, вдовы и прочее, что следовало за этим. Тех людей,
что просто попали под раздачу, не будучи ни в чем передо мной
виноватыми.
И мои ужас и осознание того, что я натворил. Тогда-то я и решил
посвятить себя тому, чтобы хоть как-то исправить то, что натворил.
Ведь убил я отнюдь не только Кошкиных — их-то ладно, они Род, и за
решения Рода несут ответственность все его члены.
Но вот когда я сжигал целые небольшие города в поисках отдельных
членов их Рода…
Я показал многое. Многое открыл о себе. И держащий меня за ворот
Долгорукий, пораженный открывшимися ему картинами, молча отпустил
меня и, понурив голову отошел.
— Да пошло оно всё, — уже без огня, тусклым, бессильным голосом
сказал он. — И ты пошел, господин реинкарнатор, и твоя память, и
эти шведы… Пошло оно всё.
Мужчина сел на кусок разбитой стены, лежащий посреди дороги,
снял шлем и бросил рядом с собой. Сложив руки на коленях, он прижал
лоб к налокотникам и молча сидел, переваривая.
— Не повторяйте моих ошибок, — тихо произнес я, разнося свое
послание Силой Души. — Нет чести в убийстве невинных. Нет чести в
убийстве детей и стариков, тем более не пытающихся оказать
сопротивление. Потеряешь себя, станешь такой же тварью, как они — и
назад пути не будет.