Воин стягивает через голову
поддоспешник, оголяя могучий рельефный торс, усеянный десятками
шрамов. Интересно, на каком подножном корме алавийцы выращивают
этих мутантов? Или они уже что-то вроде анаболиков у себя успели
изобрести?
Ублюдок делает шаг по направлению к
девочке. Его намерения прозрачны и читаемы. А я понимаю, что надо
действовать прямо сейчас. В ладони словно бы без участия мозга
появляется плетение «Зонтика». Большое. Такое и быка наизнанку
вывернет. Чары пульсируют, наполняясь энергией, а затем я с
ювелирной точностью запускаю их меж лопаток молдегару.
Действие «Зонтика» на обнажённой
плоти выглядело жутковато. Заклинание ввинтилось в спину
несостоявшегося насильника, оставив после себя дыру размером с
кулак. Из неё успела вытечь всего капля крови, а затем плетение
раскрылось. Солдат напоследок что-то удивлённо вякнул, а затем с
таким же звуком, с каким выливают объедки на мостовую, развалился
на куски. Мелко нарубленные кишки и внутренние органы шлёпнулись на
дощатый пол, а разодранная кожа воина распалась на множество
лоскутов. Та куча плоти, в которую превратили подонка чары, даже на
труп не походила. Скорее на гору обрезков со скотобойни,
предназначенную для кормёжки собак.
Переведя взор с кровавого месива на
Мышонка, замечаю, как она замерла с раскрытым ртом и широко
распахнутыми веками, в которых плескалось море ужаса. Вот только
смотрела она не на убитого молдегара, а на скрытый тенью силуэт в
медленно разрастающейся дыре. То есть, на меня. Мой холодный и
спокойный взгляд требовательно впивается в глаза девочке. Она
вздрагивает и начинает мелко-мелко дрожать, но не находит в себе
сил прервать зрительный контакт. Словно загипнотизированный кролик
она продолжает трястись и смотреть на меня.
Не меняясь в лице, медленно
прикладываю палец к губам, призывая сохранять молчание. И этот
жест, кажется, помогает Мышонку немного прийти в себя. Она
несколько раз порывисто кивает в знак того, что поняла меня.
– Иди сюда, только тихо, – глухо
приказываю я.
И девчушка на подгибающихся ногах,
вжимаясь в стены, обходит растёкшийся по полу кровавый гуляш. Как
только она оказывается перед отверстием, проеденным «Прахом», я
хватаю её, вытаскиваю из комнаты и закидываю себе на плечо. При
этом Мышонок так напряглась, что у меня создалось впечатление,
будто я на себя гипсовую статую взвалил.