К вечеру добираемся до места, отсюда до фронтовой линии километров сорок, некогда, цветущий город стал серым, он смотрел на нас бездушными глазницами выбитых окон и скалился кривыми остовами разрушенных домов. Едем в дальний район.
– Сюда меньше всего долетают снаряды, – объясняют мне.
Командир
Ждём группу корреспондентов из соседней страны, мы долго не пускали никого на нашу территорию, просто, не должны ничего доказывать, обелять себя. Только нам известны истинные мотивы столицы, что развязала войну против нас, мы защищаем свои дома, для миллионов других – наверняка, террористы.
В этой группе есть знакомые мне люди, знающие всю ситуацию с самого начала и до самой сути, разбирающиеся в ней. Благодаря их работе наш сосед, наконец, снял позицию нейтралитета.
Мой верный друг Зорич, очень просил подписать разрешение на въезд, репортеру Греф Р. Пересмотрел все репортажи: неоднозначно, провокационно. Задумался, а нужны ли нам сейчас заплывы так глубоко, вся ситуация на поверхности, нельзя сейчас рассматривать не под разными углами. Решил, пусть все видят, как оно есть.
Сукин сын Зорич, если бы он сказал, что Греф ещё и женщина, то не подписал бы разрешение.
Ну что мне с ней делать? Таскать её по линии фронта? Покажу– ка ей всю жизнь без прикрас, как живут наши люди.
Роселла
Поднялась в свой номер, абсолютно обычный, во многих командировках было и похуже, во много раз. Есть подозрение, пытаются пустить пыль в глаза. Думают, я не пойму, что горячая вода в душе для местных, слишком, редкое явление.
Принимаю душ, записываю отснятый материал на флешку.
В номере полумрак, свет от небольшого светильника, окно плотно зашторено. Профессиональное любопытство, мигает, словно крошечная лампочка, в подкорке головного мозга. Аккуратно отодвигаю краешек шторы, там через проспект, пялится на меня, пустыми глазницами окон, полуразрушенное здание городской больницы. Удар под дых, я хватаю воздух ртом. Слишком хорошо знаю это место. Неужели, так изменился город, что я не узнала, куда нас привезли. Именно в нем, провела последние несколько месяцев, перед тем, как покинуть эту страну на четырнадцать лет. Возможно, там есть ответ на вопрос, который мучает меня. Правда или нет, что на том снимке, полученном мной, пять лет назад, мой сын. Мой живой сын.