— Я не знаю, — Аполлинария отступила
на шаг. — Мне нужно подумать. Я не могу принять решение прямо
сейчас.
— А придется, — усмехнулся старичок.
— Если вы откажетесь, ценник пропадет, и вы уже никогда не сможете
помочь несчастной балерине. Неужели вам её не жаль? А?
Аполлинария ничего не ответила. Она
кинула прощальный взгляд на витрину, и вышла из магазина на
солнечную улицу.
***
В кафе снова никого не было, даже
официантки, поэтому Аполлинария села за столик, стоявший как раз
под черепом, сняла шляпку, положила зонтик на свободный стул, и
лишь затем, подняв голову, произнесла:
— Прости меня, пожалуйста, но я
ничем не могу тебе помочь.
Череп с печалью посмотрел на неё, и,
разумеется, промолчал.
— Я не часть твоей истории, а ты не
часть моей, — продолжила Аполлинария. — Может быть, это прозвучит
жестоко, но я не могу, не имею права разменять свою жизнь, чтобы
спасти твою. К тому же мне почему-то кажется, что ты не оценишь
этой жертвы. Нет-нет, не подумай, оценка мне вовсе не нужна, но,
согласись, жертвы такого рода не должны быть напрасными. Пустыми.
Благодарность вовсе не обязана выражаться в оценке жертвы, она
должна заключаться в поступках, но мне ясно дали понять, что на
поступок ты была не способна. То есть на хороший поступок. Хотя тут
я могу ошибаться, я ведь действительно тебя не знаю. Могу только
чувствовать что-то, и не больше. Прости меня, — она снова подняла
взгляд. Череп всё так же смотрел на неё, но, кажется, в его
глазницах появилось какое-то новое выражение. — Давай сделаем
следующим образом. Я буду навещать тебя, и пить с тобой чай.
Рассказывать новости, если они появятся. Сочувствовать тебе. Но,
пожалуйста, не зови меня больше в твою судьбу. Уверена, что
наступит день, когда здесь появится тот, кто определит её, но — это
точно не я.
— Вот и умница, — произнесла
незаметно подошедшая официантка. — Вот и договорились. Отдыхайте,
девочки, а я сейчас принесу вам чаю. День действительно выдался
очень жаркий.
***
Старухи всё так же сидели у дома на
лавочке с вязанием в руках. Аполлинария, памятуя о том, какие они
обидчивые, едва подойдя к лавочке, сказала:
— Добрый вечер, баба Нона, тётя
Мирра, и бабуля Мелания.
— Ишь ты, запомнила, — восхитилась
бабуля Мелания. — И тебе доброго вечера, Поля. Как погуляла?
— Сложно, — призналась Аполлинария,
и принялась рассказывать историю про череп и балерину. — Знаете, я
сейчас кажусь себе… нехорошей. Очень нехорошей. Плохой. Возможно, я
совершила сегодня дурной поступок.