«Надо поспать… — подумал я, хотя
сонливости как таковой не было, только мысли текли всё медленнее, —
Спать…»
Активация: [Режим
полёта]
Как же это всё-таки стрёмно
звучит.
— Бывай, Вань! Увидимся, не теряйся, братан! — крикнул парнишка
в выглаженной армейской форме, сверкая медными пуговицами на
солнце. Его голос почти утонул в гомоне Московского вокзала, но до
Ивана долетел знакомый задор, пробивший шум толпы, как пуля —
фанеру.
Поезд только что выплюнул их на перрон, и дембеля, пропахшие
казарменным потом, дешёвым табаком и какой-то едкой смесью свободы,
рвались к своим. Год разлуки висел в воздухе тяжёлым маревом. Ивану
жали мозолистые ладони, хлопали по плечу так, что кости трещали, а
он отвечал тем же — ухмылялся, бросал короткие: «Звоните, если что,
бывайте, пацаны!» и пробирался вдоль вагона. На одном плече
болталась спортивная сумка, потёртая, с дырой на молнии, на другом
— армейский баул, будто сшитый из кусков воспоминаний: марш-броски
под дождём, ночные побудки, запах сырой земли после учений. Шагал
он уверенно, с какой-то наглой вольностью, словно весь Питер теперь
должен был расступиться перед ним.
Год в армии не прошёл зря — мозгов поднабрался, это он сам себе
признавал, хоть раньше бы спорил до хрипоты, доказывая, что кулаки
решают всё. Раньше его редко видели без синяков или свежих
рассечений — следы уличных разборок и ринга намертво въелись в его
кожу. А теперь — гладко выбрит, взгляд острый, как заточенный штык,
но губы всё ещё цеплялись за ту самую ухмылку, что выводила из себя
и друзей, и врагов.
«И где он, мать его?» — пробормотал Иван, щурясь от солнца и
сворачивая к лавочкам у края платформы. Брата, как всегда, не было
на месте — вечно этот медведь опаздывал, хоть часы ему на лоб
прицепи, хоть колокол на шею повесь.
Вокзал гудел, как потревоженный улей: люди орали через головы,
обнимались так, что трещали рёбра, прощались с мокрыми глазами,
будто в последний раз. Это был не просто перрон — перекресток душ,
где каждый шаг звенел то ли радостью, то ли тоской, а бетон под
ногами хранил отпечатки тысяч встреч и расставаний. Иван шарил
взглядом по толпе, чувствуя, как внутри что-то ёкает, как старый
мотор перед перегревом. Он заранее предупредил, когда приедет, ещё
из части позвонил, выстояв очередь к древнему таксофону. Провожали
его чуть ли не всей ротой — пацаны, с которыми он делил пайки,
тянул лямку и дрался на спор, — а вот встречать должен был один.
Самый важный.