Пора, видимо, смириться с тем, что никакой эффектной развязки у
всей этой истории не будет. В какие только даты ни ждали Повтора —
а он так и не случился. Носители Дара тем временем умирают — кто-то
из-за эксцессов, связанных с Одарением, но большинство по вполне
себе естественным причинам. К началу двадцать второго века Дары
сохранятся только у горстки выжившего из ума старичья, а потом
Одарение и вовсе отойдет в разряд исторических курьезов, так ничего
глобально и не поменяв в человеческой истории.
Одним из самых заметных последствий стал резко выросший интерес
к природе человека; чтобы понять, как работают Дары, надо
разбираться, на чем они, собственно, работают. Я сперва скептически
отнесся к тому, что Оля стала вести публичные семинары по биологии;
однако актовый зал каждый раз едва вмещал всех желающих. Странно
это — в двадцать первом веке посещать оффлайн-занятия, когда сеть
полна текстов, подкастов и видео на любые темы. Но, видимо, людям
все-таки нужно живое общение с подобными себе и никакой избыток
контента этому не помеха.
Приоткрываю дверь, просачиваюсь и сажусь на ступеньки, чтобы не
мешать — все кресла возле прохода заняты. Надеюсь, Оля уже
заканчивает… нет, я-то без проблем подожду, а вот Оля ушла на
работу в семь утра и оттуда сразу сюда; она не ужинала и не факт,
что успела пообедать. Однако голос у нее бодрый, энергичный,
заряжающий:
— Дофамин — важнейший источник мотивации, энергии, ощущения
готовности к свершениям и радости жизни. Но, надеюсь, теперь вы
лучше понимаете, почему дофамин — не гормон счастья, а гормон
обещания счастья. Животное, если оно, конечно, не человек, не
думает «Вот построю-ка я гнездо или соберу припасы на зиму, или
установлю хорошие отношения с членами своей стаи — и будет мне
счастье». Из всех животных только у нас это принимает форму мыслей;
остальные делают всякие полезные штуки, потому что это заложено в
их инстинктах и подкрепляется разными биологическими механиками, в
том числе выработкой дофамина. Это как бы такое обещание: «достигни
успеха — и будешь счастлив». Но что было бы, если бы это счастье
длилось долго? Животное потеряло бы мотивацию перебирать лапками и
просто наслаждалось бы собой, ничего не делая — а мать-природа
такого не прощает. Потому за подъемом дофамина всегда следует спад.
Мы его переживаем как упадок сил, ухудшение настроения, потерю
интереса к тому, что только что казалось важным.