Останавливаемся на светофоре. Оля начинает судорожно копаться в
сумочке и бормотать:
— Я забыла… Что-то же я забыла… Надо вернуться, Саня, надо
сейчас же вернуться домой.
Она тянется к внутренней ручке. Ору:
— Си-идеть!
Оля затихает. Никогда на нее не кричал.
Проезжаю пешеходные переходы на красный и отчаянно превышаю
скорость — пусть потом придут штрафы на половину зарплаты. Табличка
с перечеркнутым названием города остается позади. За окном мелькают
пригороды, потом деревеньки, и вот, наконец — поля. Оля смотрит
перед собой пустыми глазами, а потом безо всякого предупреждения
начинает вдруг не плакать даже — рыдать, отчаянно и громко, как
двухлетний ребенок.
Звучит по-маньячески, но как же меня сейчас радуют слезы любимой
женщины. Я ведь чувствовал все это время, что та довольная,
игривая, словно котенок, Оля не была настоящей.
Правда, радость оказывается короткой — слезы быстро переходят в
настоящую истерику. Оля беспорядочно стучит по панели перед собой,
выгибается всем телом — хорошо, ремень ее сдерживает, а отстегнуть
его она не догадывается. Это уже становится опасно. Съезжаю к
придорожному мотелю и почти силой вытаскиваю Олю из машины.
Администратор, пожалуй, имеет все основания вызвать полицию —
мужчина тащит в номер отчаянно рыдающую женщину. Однако прыщавому
парню все до лампочки; не снимая наушников, он бросает на стойку
ключ и говорит «три тыщи». Хорошо, что я по старой привычке таскаю
в кошельке наличность. Почему администратору настолько плевать на
работу? Неужели мы все еще в зоне действия… этого? Нет, вроде морда
мрачная, без идиотской печати блаженства.
В номере Оля продолжает рыдать, но уже тише — силы
заканчиваются. Укладываю ее на скрипучий пружинный матрас,
застеленный сомнительной чистоты бельем. Обнимаю, утешаю, как
ребенка. Постепенно она выдыхается и засыпает. Не решаюсь даже
выйти за водой — страшно оставить ее одну.
Оля просыпается, когда начинает темнеть. Лицо у нее испуганное,
озадаченное — но осмысленное, господи, осмысленное!
— Саша, — медленно говорит она. — Что это за чертовщина со мной
случилась?
***
Мы жуем просроченные чипсы из выцветшего пакета и запиваем
теплой газировкой. Ничего другого у администратора не нашлось, а
жрать зверски хочется после всей этой нервотрепки.
Я, как смог, рассказал все, что пережил и успел понять.
Сердиться на нас с Федькой за обман Оля даже не подумала.