Ну что ж, серьезно так серьезно:
– А я, прежде чем сюда ехать, постаралась добраться до всего,
что так или иначе могло иметь отношение к делу. В том числе и той
его части, где маячили крайне навязчивые намеки на всех этих ваших
новых луддитов.
– Очень хотела выслужиться?
– Очень не хотела облажаться. С такими родственничками как у
меня, это непозволительная роскошь, знаешь ли. Так что и правда
постаралась прошерстить все возможное – в том числе и по взломанным
допускам бабули. А ты ведь представляешь какие могут быть допуски у
министра обороны, пусть даже бывшего?
Петер явно представлял:
– Выходит, такие родственнички зло не всегда?
– Не всегда. – Спорить она не собиралась. – Именно в массиве,
открытом по ее паролю, история дочери Скутвальсона мне и попалась.
Я правда ее тогда по диагонали глянула, в детали особо не вдаваясь,
но все равно хватило, чтобы сообразить – источник этого вашего
ордена отважных борцунов со всякой сильномеханической нечистью
именно там, в тех событиях. И упросила Зарвицкого подсунуть папочку
своим аналитикам, на предмет окончательного прояснения этой
связи.
– Подсунуть? Нелегально полученную папку? Ну ладно, допустим
деда своего ты не испугалась, верю. Он тебе и не такое спустит. А
господина Чадарова? Что из-за твоей инициативы та его давно
похороненная история вдруг выплывет, а тебя в отместку ненавязчиво
прибьют невзирая ни на какое родство?
– Нет, ты все-таки не понял. – Теперь Майя сама стиснула ему
пальцы. – Он никогда это не хоронил – я сейчас и про папку, и про
саму историю. Даже скрывать особо не старался, по крайней мере,
Анна… мать императора всегда была в курсе.
– Ч-что?!
– То! Твою Мур до сих пор ищут. У Сергея Владимировича больше
нет детей. И не было никогда. Понимаешь? Он будет счастлив, если
найдет ее. А вот кто и зачем внушил вам обратное – можешь сам
прикинуть. И сделать выводы.
– Знаешь, – голос у Петера звучал совсем стыло, когда тот
наконец заговорил, освободив руку. – Я ведь долго сомневался, стоит
ли мне сейчас сюда приходить. Был уверен, ты станешь просить
выпустить тебя. Умолять. Не хотелось видеть твоего унижения.
– И? – не выдержала она, когда тот снова притих.
– Но можно ведь и не умолять, правда? Вот так – тоже можно.
Особенно если ты не дура, а уж в этом-то никто никогда не
сомневался.