Я не мог выполнить то, что от меня требовала хозяйка, хотя бы потому, что для этого у меня не было времени.
– Напоминаю тебе, что завтра воскресенье, – говорила она каждую субботу. Со временем я привык к этой фразе, как рыбак к штормовому сигналу. Признаюсь, мне пришлось несколько раз её обманывать, за что мне сейчас стыдно.
Первое время я не мог привыкнуть к этому большому городу. Я убедился, что Москва это единственный город в мире – во всяком случае, так мне показалось, – который может каждого уничтожить или вознаградить так, что голова от успеха будет кружиться. И ещё, нельзя подстраивать этот город под себя, нужно самому лечь под него.
Я очень тосковал по своей малой родине, по отцу. Часто видел его во сне. Звонил ему через день, рассказывал о своих успехах, и он каждый раз хвалил меня, говорил, как ему скучно без меня, но, что бы ни случилось, я не должен бросать учёбу, всегда должен советоваться с ним. Его слова грели меня, после общения с ним я чувствовал прилив энергии, мне казалось, что он рядом и видит каждый мой успех.
После первого курса, сдав все экзамены, я полетел на родину к отцу на долгие каникулы, совершенно без денег. Я испытывал угрызения совести от своей расточительности: нужно было бы ехать на поезде, а я летел на самолёте.
Роман, мой однокурсник и единственный друг, часто смялся надо мной, говорил, что я швыряюсь деньгами и пока я не научусь зарабатывать сам, привычка останется. Конечно, я всегда рассчитывал на отца, отец даст мне денег, сколько бы я ни попросил. Он любит меня, и у него доброе сердце.
Я отчётливо помню первый день в отцовском доме. Бродя по комнатам, я часто выглядывал из окна то в парк, то в сад, пытаясь найти какие-то изменения.
Домработница тётя Фируза, как всегда, была очень разговорчива. Она любила говорить о еде, об одежде и о том, как нынче изменились люди. Разобрав мой чемодан, она разом постирала всю одежду, затем подошла ко мне:
– Ты заметно осунулся. Я думаю, это всё от их заграничной пищи. Тебе теперь нужно поправиться, – сказала она.
Да я и правда изменился. За первый год в Москве я стал бледнее, исхудал, под глазами появились мешки, углы рта опустились. Заметил, что во взгляде моём появилась настороженность. Наверное, по этой причине тётя Фируза ни о чём не стала расспрашивать меня. Приготовив ужин, она ушла. Вечером отец вернулся с работы и мы обнялись.