Дверь захлопнулась с оглушительным грохотом, отчего я невольно
вздрогнула.
Теперь я осталась наедине с “отцом”. Мужчина медленно повернулся
ко мне, и я увидела, как преобразилось его лицо. От прежней
аристократической невозмутимости не осталось и следа.
Два стремительных шага — и его тяжёлая ладонь с оглушительным
хлопком обрушилась на мою щеку. Удар был настолько силён, что в
глазах потемнело, а во рту появился металлический привкус крови. Я
не удержалась на ногах и рухнула на пол, выронив плед, который
сейчас был моей единственной защитой.
— Дрянь, — его шипение сопровождалось брызгами слюны. — Ты едва
всё не разрушила! Неблагодарная тварь! Забыла, что нам нужны его
деньги? Решила вертеть носом? Лучше бы я сослал тебя в монастырь! К
таким же убогим, как ты, как твоя мать!
— И правда…
В тот же миг пальцы “отца” впились в мои волосы.
— Что ты сказала? — прошипел он, встряхнув меня как тряпичную
куклу.
Голова взорвалась болью, но я стиснула зубы, не позволив себе
закричать.
Что-то глубоко внутри меня проснулось — та самая сила, что
помогала жить в прошлой жизни. Даже когда муж ушёл, оставив лишь
пустоту и разбитые надежды. Даже когда врачи, опустив глаза,
зачитывали страшный диагноз. Этот стальной стержень внутри снова
напомнил о себе, даруя решимость.
— Да, лучше в монастырь, — повторила я, — чем быть разменной
монетой.
Хватка в волосах усилилась.
— Плохо я тебя воспитывал, — процедил “отец”, рывком поднимая
меня на ноги. — Нужно было пороть ещё чаще. Может, тогда из тебя
вышел бы толк!
Он отпустил мои волосы и брезгливо вытер руку о камзол.
— Ты такая же безмозглая дура, как твоя мать! Она тоже всё о
любви мечтала, — “отец” презрительно скривился. — И где она теперь?
В могиле! А я остался с никчёмной Пустой дочерью, которая даже
простейшее не может выполнить — держать ноги сомкнутыми!
Каждое его слово било больнее пощёчины. Я молчала, понимая, что
любой мой ответ только ухудшит ситуацию. Но, внутри всё кипело от
возмущения и горечи.
— Завтра же будешь умолять мужа о прощении. На коленях! — "отец"
навис надо мной подобно грозовой туче. — И если опять всё
испортишь... Клянусь, ты пожалеешь, что появилась на свет.
Граф развернулся и вышел из комнаты. Тяжёлые шаги эхом
разнеслись по коридору, постепенно затихая вдали.
Меня пробил озноб, словно кто-то опрокинул на спину ведро с
ледяной водой. Дрожащими руками я подняла с пола упавший плед и
плотно в него укуталась. Ткань была жёсткой, колючей, но сейчас это
совершенно неважно. Главное — он согревал, даже немного
успокаивал.