— Да-да, — профессор понимающе кивнул и указал на дверь в
глубине лаборатории. — Пройдемте в мой кабинет. Там безопаснее для
разговоров.
Крохотная комнатка за лабораторией едва вмещала письменный стол,
заваленный бумагами, два стула и узкий книжный шкаф. На стене
старая схема периодической системы Менделеева и портрет самого
Дмитрия Ивановича в простой деревянной рамке.
Профессор прикрыл дверь и запер ее на ключ.
— Предосторожность не помешает, — пояснил он. — Мой ассистент,
конечно, вне подозрений, но времена такие. Итак, рассказывайте, с
чем пожаловали.
Я раскрыл портфель и достал запечатанный ящичек с образцами
нефти.
— Привез вам последние результаты с промысла. Островский
усовершенствовал процесс удаления серы.
Глаза Ипатьева загорелись профессиональным интересом. Он
осторожно открыл ящичек, достал пробирку с темной жидкостью, поднес
к свету настольной лампы.
— Заметно чище, чем два месяца назад, — заметил он, покачивая
пробирку. — Цвет более равномерный, без характерной мути. Как
достигли?
— Двухступенчатый процесс, — ответил я, разворачивая схему на
столе. — Сначала обычная очистка щелочью для удаления основных
сернистых соединений. А затем Островский предложил дополнительную
обработку раствором хлористого алюминия в присутствии
активированного угля. По вашей рекомендации, помните?
Ипатьев наклонился над схемой, изучая ее с жадным интересом
истинного ученого.
— Интересно, весьма интересно, — пробормотал он. — А
катализаторы?
— Вот здесь самое важное, — я достал еще одну схему. — Мы
используем никель-молибденовый катализатор на алюминиевой подложке.
Островский обнаружил, что при определенной температуре активность
катализатора повышается в разы.
Следующие полчаса прошли в погружении в технические детали.
Профессор задавал точные, иногда неожиданные вопросы, делал пометки
в блокноте, временами восхищенно качал головой.
— А фракционный состав? — спросил он наконец.
Я протянул ему таблицу с результатами лабораторных
испытаний.
— Вот, смотрите. После переработки получаем до тридцати
процентов бензиновых фракций, около сорока процентов керосиновых и
дизельных, остальное – мазут и тяжелые остатки.
Ипатьев надолго погрузился в изучение цифр, иногда тихо
присвистывая от удивления.
— Феноменально, — произнес он наконец. — Для высокосернистой
нефти это выдающийся результат. Не уступает бакинской по выходу
легких фракций. А по некоторым параметрам даже превосходит.