В дверях Эд столкнулся с Лэсли.
– Хэлло, Эд, – сказал он, – у твоего второго пилота сегодня великолепная женщина.
– Да? – рассеянно переспросил Эд. – Молодец. Ты куда – спать?
– Нет. Мы бомбим то же место, где катаетесь и вы.
– Ночью бомбить там с «фантомов» бессмысленно.
– Смысл не в том, чтобы разбомбить, а в том, чтобы попугать чарли, – ответил Лэсли. – Пока, Эд.
– Счастливо…
02.44
Степанов и Кемлонг возвращались в пещеры.
– Ситонг, наверное, ищет меня.
– Нет. Он пошел на могилу. Он всегда заворачивает сюда, чтобы зайти на могилу.
– Какую могилу?
– Здесь убили его жену. Диверсанты во время бомбежки стреляли в людей из леса. Она должна была через месяц родить ребеночка.
«Когда есть дети, – вспомнил он слова Ситонга, – не страшно умирать: на земле останется твое семя».
– А ее брату, – продолжала Кемлонг, – оторвало руку, а он художник. И он теперь не может рисовать. – Кемлонг улыбнулась: – В детстве наши родители договорились, что я стану его женой.
– Почему же не стала?
– А мы не любим друг друга. Мы просто дружим. Он всегда шутит надо мной.
– Он тоже живет здесь?
– Да. Хотите, сходим к нему? У него красивые рисунки.
– Очень хочу.
И снова – без всякого перехода – из тишины вырвался рев самолета. Кемлонг и Степанов упали на землю; раздались близкие взрывы, и самолет начал набирать высоту.
– Фосфор, – сказала Кемлонг, поднимаясь на локтях. – Слышите? Фосфор…
Степанов быстро поднялся: неподалеку, возле пещер, густо белело, словно на утренней осенней тяге вдоль озера стелился плотный туман.
Мимо Степанова пробежал монах Ка Кху.
– Там в пещере дети! – крикнул он. – Там ясли для малышей!
Степанов ринулся туда, обогнав монаха. Споткнувшись возле пещеры, он упал в белый туман, горло его сдавил спазм, и глаза защипало. Он рассек ладонь, сильно ушиб колено, но рывком поднялся и побежал в пещеру, кашляя надрывно и сухо.
Фосфор засасывало в пещеру, словно в вытяжную трубу. Он стелился по полу. Две женщины в белых халатах, Ситонг и Ка Кху то и дело опускались в этот белый, удушающий, плотный туман и поднимали с нар маленьких детишек. Степанов тоже опустился на колени и нащупал в этом плотном, удушающем, тяжелом тумане двух недвижных детей. Он поднял их, прижав к груди. Сначала дети были недвижные по-прежнему, но, глотнув свежего воздуха – тяжелый фосфор не поднимался наверх, – они забились в пронзительном крике.