) – словом, которое и спустя сорок лет прочно ассоциируется с теми же артистами.
The Beatles изменили все – не только они, конечно же, но они были флагманами перемен, – и хотя мы с уважением относились к пионерам рок-н-ролла, заложившим основы нашей музыки, мы все-таки жили уже в другую эпоху.
Если уж ранний рок-н-ролл к тому моменту воспринимался как музыка прошлого, то о стилях, которые ему предшествовали, и вовсе говорить не приходилось. Было невозможно помыслить, что кто-то из нас станет заводить пластинку Гленна Миллера[20]: этой музыке было уже тридцать лет! Поэтому я сейчас испытываю странное чувство, когда спрашиваю своего двенадцатилетнего племянника, под что они с друзьями танцуют на вечеринках, и первым делом слышу от него про The Beatles. Он, конечно, слушает и Black-Eyed Peas, и другие современные группы. Однако тот факт, что дети на вечеринках заводят записи сорокалетней давности, я, при всей своей любви к старой музыке, нахожу необъяснимо загадочным. Ведь если дети 1960-х гг. танцевали бы под музыку самого популярного коллектива сорокалетней давности, то они танцевали бы под… Пола Уайтмена.
В итоге сначала во мне проснулся интерес к Полу Уайтмену и его коллегам, а затем и к эволюции американской популярной музыки XX века в целом. Я заставил себя познакомиться с творчеством множества артистов, чьи имена я прежде слышал, но с музыкой которых никогда не встречался, и смириться с существованием всей той мейнстримной поп-продукции, которую люди вроде меня всегда презрительно отбрасывали как «коммерческую». Вместо того чтобы возмущаться, что Уайтмен был большей звездой, нежели Луи Армстронг, что Дина Шор[21] продала больше пластинок, чем Дина Вашингтон, и что Гай Ломбардо[22] и его Royal Canadians были самой популярной танцевальной группой столетия, я попытался понять их творчество и причины его влияния на ту музыку, которую я знал куда лучше.
Довольно быстро я убедился, что слова «джаз» и «рок» мешают мне в этом. Оба жанра породили такое число преданных поклонников и столько критической и исторической литературы, что с трудом поддаются какой-либо систематизации. При создании канона обоих жанров определенные артисты и стили были изучены до мельчайших деталей, в то время как другие были полностью проигнорированы вместе с современным им контекстом, в котором они были куда популярнее или влиятельней, нежели представляется сейчас. Мне понятна ценность этих канонов – как и любой канон, они определяют эстетику и в этом качестве полезны и познавательны, – но поскольку именно они порождают наибольшее число описаний в истории американской популярной музыки, теперь уже трудно увидеть что-либо за ними, сквозь них, вне их и за пределами их рамок ― и таким образом сформировать более широкую картину, в которую они были бы вписаны.