Нижним чинам никаких палаток не
полагалось: ежели пустил местный барин по доброте душевной
солдатиков в пустующий овин или амбар – так благодарите бога и его
благородие барина! А не пустил – так и нечего тут! Располагайтесь
под небушком, на ночь укрывайтесь епанчой али новомодной
шинелкой[2], да дышите воздухом! Ваше
дело – солдатское: стойко преодолевать трудности и лишения воинской
службы. А что преодолевать, ежели никаких лишений нету?
Непорядок!
Оружие было составлено в
козлы, рядом уложены ташки да лядунки, по
соседству с привязанными к быстро сооружённой временной коновязи
лошадьми оставлены сёдла со всем прилагающимся имуществом.
Приглядывали за сохранностью дневальные и вахмистры. Никогда ещё
Пантелеймон Гордеев не видал такого скопища военных: в гусарском
полку по штату было целых десять эскадронов, общей численностью
более полутора тысяч человек, и вот они все из мест
расквартирования собрались здесь, под Москвой. И что-то было
сомнительно, что столько народу сорвали с мест только для
проведения какого-то смотра. Нет, понятно, что смотр будет – куда
без него. Но этим, похоже, дело не ограничивается.
Весь остаток дня у гусар был сплошной
ПХД, как назвали бы это в будущем. Мыли и чистили лошадей, мылись
повзводно в здешней речке, наводили лоск-блеск на все видимые
предметы униформы, вплетали в волосы железные штыри для уставного
формирования кос на затылке, накручивали букли и засыпали причёски
мукой вместо дорогой пудры, начищали оружие, специально ослабляя
винты прикладов и ружейных замков – чтобы, случись совершать
артикул карабином, грюкало бы приятственно начальственному
слуху.
Ужинали у костров поартельно, по
десять-двенадцать человек Давно уже скидывались деньгами вскладчину
артельщику, который закупал у «вольных» - по сравнению с солдатами,
конечно, а так всё больше у крепостных – провиант на неделю или на
две да выделял их самоназначенному кашевару. Сейчас, в весенний
мясоед, солдатский кулеш был жирён от кусочков прошлогоднего сала,
а из щей с квашеной капустой раз в три дня вылавливалась и
пласталась ножами по числу едоков натуральная говядина.
Жестковатая, конечно – но кто ж из мужиков молодую коровку солдатам
продаст? Покупали поэскадронно совсем уж старых и жилистых – гусару
всё равно, что в брюхо кинуть, они б и сапоги переварили, только
сапоги – вещь казённая, за неё начальство взыщет!