Разумеется, я не имел на это никаких прав, и меня остановил бы
первый же попавшийся патруль, агент в штатском или офицер, но
камер-юнкера, похоже, смутила сама моя наглость и неуместность
просьбы. Однако никаких инструкций на подобный случай у него
наверняка не имелось, так что бедняге оставалось только стоять,
хлопать глазами и смотреть на меня взглядом, в котором отчетливо
читалось что-то вроде «Критическая ошибка. Устройству требуется
перезагрузка».
Ну, значит, перезагрузим.
— Поверьте, ваше высокородие, я знаю, чего прошу. И у меня есть
все соответствующие полномочия. — Я достал из кармана подаренный
Елизаветой перстень. — Вам известно, что это такое.
Застывшее от недоумения лицо камер-юнкера оживилось — теперь на
нем отражалась напряженная внутренняя борьба. Рефлексы придворного
отчаянно сражались с нежеланием вляпаться в неприятности, нарушив
прямое распоряжение Морозова… И все-таки победили — придворные чины
испокон веков натаскивали на то, что во дворце слово человека с
фамилией Романов неизмеримо значимее любых других приказов.
А перстень и был этим самым словом, заключенным в золото.
— Разумеется, господин прапорщик. — Камер-юнкер чуть склонил
голову. — Можете идти. Но, если пожелаете, я сопровожу вас.
Или…
— Благодарю, ваше высокородие, в этому нет нужды, — отозвался я.
— Мне и так известно, куда следует идти. К тому же меня уже ждут —
так что, с вашего позволения, поспешу.
— Как пожелаете. Доброго дня.
Тощая фигура в коротком темно-зеленом кителе с золотым шитьем на
груди снова согнулась в поклоне и, стоило мне развернуться, тут же
помчалась куда-то — скорее всего, докладывать кому положено.
Я только усмехнулся. Пока добежит, пока сможет донести скачущие
мысли до дежурного офицера. Пока тот помчится к начальству и
получит резолюцию добраться до комнаты, куда выводятся изображения
с камер по всему дворцу… Зная местных, на это уйдет достаточно
времени, чтобы я успел добраться до места.
Раз этак десять.
Поднявшись по лестнице обратно, я скользнул наискосок через
Аванзал в галерею, чтобы обойти Николаевский и Концертный. Она
просматривалась со всех сторон, зато народу здесь обычно было
немного: навстречу мне попались трое придворных, статский советник
с эмблемой министерства путей сообщения на кителе и еще несколько
человек в гражданской одежде. Никто из них не обратил на меня
внимания: военная форма, пусть даже и с унтер-офицерскими лычками,
по нынешнем временам определяла принадлежность гостя к высшей
столичной касте. Спешащий куда-то быстрым шагом курсант запросто
мог оказаться посыльным Совета, и штатские предпочли не задавать
лишних вопросов. А офицеров мне, к счастью, не попалось — ни в
галерее, ни на входе в Арапскую столовую, хотя обычно где-то здесь
размещались постовые.