— Десятники! Строить! — гремел голос
Ратибора. — Щиты к бою! Копья вперед! Шагом марш! Стой! Поворот
кругом!
Новобранцы путались, налетали друг
на друга, роняли оружие. Мои ветераны, поставленные в их ряды,
терпеливо, а чаще — не очень терпеливо, тычками и крепкими словами,
пытались вдолбить в них основы строевой подготовки. Я наблюдал за
этим со стороны, вмешиваясь лишь тогда, когда видел откровенное
неповиновение или когда требовалось принять решение по
наказанию.
На третий день марша один из
муромских десятников, недовольный темпом и скудной кормежкой,
вздумал роптать слишком громко, подбивая своих земляков
саботировать учения. Я велел привести бунтовщика.
Крепкий, бородатый мужик смотрел на
меня исподлобья.
— Чем недоволен, воин? — спросил я
спокойно.
— Идем невесть куда, кормежка
собачья, гоняют как скотину, — буркнул он. — За что воюем? Князей
наших ты силой взял, теперь нас на убой гонишь…
Я не стал спорить. Не стал объяснять
про Киев, про древлянскую угрозу. Слова здесь были бесполезны.
— Ратибор, — позвал я. — Десять
плетей. Здесь, перед строем. Чтобы все видели, что бывает за
неповиновение приказу и подрыв порядка в войске во время
похода.
Муромца поволокли к ближайшему
дереву. Он пытался вырваться, кричал что-то про своих детей, про
несправедливость. Его быстро раздели по пояс и привязали. Свист
плети рассек воздух. Раз, другой, третий… Мужик сначала выл, потом
только стонал. После десятого удара его отвязали, и он мешком осел
на землю.
— Лекаря ему, — бросил я Искре,
которая наблюдала за экзекуцией с непроницаемым лицом. — И в строй.
А если кто еще вздумает сомневаться в приказах или сеять смуту —
будет вдвое больше. А потом — петля. Вопросы есть?
Вопросов не было. Новобранцы
смотрели на поверженного земляка с ужасом, ветераны — с мрачным
одобрением. Жестоко? Да. Но война — не богадельня. Дисциплина,
основанная на страхе, — это тоже дисциплина. И в бою она может
спасти сотни жизней. Больше открытого ропота я не слышал.
Дни шли. Пейзаж за окном медленно
менялся. Леса становились гуще, поля — реже. Мы углублялись в
земли, которые еще недавно считались киевскими. Сердце щемило при
мысли о том, что нас ждет впереди, на берегах Днепра.
На пятый день нас догнал первый
конвой из Ростова. Несколько десятков телег, груженных мешками с
зерном, вяленым мясом, а главное — первыми партиями новых
самострелов и болтов к ним. Микула сдержал слово. Система снабжения
начала работать. Я почувствовал легкое удовлетворение — квест
выполнялся, армия получала необходимое.