– Как по-вашему, что испытывает умирающий внутри брони воин? –
спросил Распутин, заглянув мне в глаза.
Несмотря на то, что я и сам окончил свою прошлую жизнь в схожей
ситуации, делиться этим с наставником было бы глупо.
– У меня в этом не сказать, чтобы большой опыт.
Распутин не оценил мою попытку отшутиться и уйти от ответа.
– Что испытывает управитель, погибая внутри драгуна? – повторил
он свой вопрос.
Все, что сохранила моя память, так это желание прикрыть ребят и
забрать с собой как можно больше врагов. Никакого страха,
только…
– Злость. – Тихо произнес я.
– Именно, – удовлетворенно кивнул мой наставник. – Это основное
чувство того, кто решается принять героическую смерть на поле
брани. Иногда она смешивается с отчаянием и ненавистью, возможно, с
желанием кого-то защитить. Но злоба есть всегда. Она пропитывает
покидающую тело душу, черной гарью впитывается в броню, уродливыми
шрамами вспарывает ее изгибы, ядом вытравливает темные литании
ненависти и проклятья на благородной стали. И все это копится
веками. Десятки душ сливаются в одну, формируя сознание
драгуна.
– И чем древнее доспех…
– Тем чернее его душа, – закончил за меня Распутин. – Прибавьте
к этому закалку кровью порченых и получите своего Чернобога. Это не
боевой доспех, не машина войны, а чистое воплощение
концентрированной ненависти, которой тут скопилось столько, что она
сочится сквозь зазоры да трещины, отравляя все вокруг.
– Да, я помню, что вы говорили о том, как Чернобог сводил моих
предков с ума, – длинная и мрачная речь наставника помогла мне
лучше понять, что из себя представляет доспех.
– Но не вас, – подметил Распутин.
– Я не так давно стал его управителем. Возможно, все еще
впереди.
– Сначала я тоже так подумал, – признал мужчина. – Но теперь
вижу, что это не так. В вас мало злобы, Михаил. Благородство,
честь, даже доброта. Ничем из этого не могли похвастаться целые
поколения Воронцовых. Не могу и я. Но не вы. В вашей биографии
хватает темных моментов, но сейчас вы стали совершенно другим
человеком. Никто не может окунуться в дёготь и выбраться из него
чистым. Как удалось вам?
– Пересмотрел свои взгляды на жизнь, – я пожал плечами.
– Вы можете хохмить сколько угодно, – скривился Распутин. – Мне
нет дела до ваших секретов. Меня самого уже ничего не изменит.
Слишком поздно. Но до того, как стать частью той ненависти, что
питает моего драгуна, я хотел бы узнать правду.