С лордом Эдсель мы лично никак не пересекались. Иногда я видела его силуэт в саду или тень на балконе, не больше. В те моменты, когда он находился в холле или в столовой, шел в кабинет или в библиотеку, или к себе в комнату, я была чем-нибудь занята в другой части дома, или гуляла, или ездила с мадам на рынок.
Через день после моей злополучной бессонной ночи мы как раз отправились на рынок. Лексия оставила меня у экипажа, которым правил всегда будто спящий на ходу Ганц, а сама пошла в лавку бакалейщика, забрать заказ и обговорить новый. Я побродила рядом, потом для порядка сказала Ганцу, что отойду ненадолго и направилась к открытому прилавку, с которого торговали легкими платками и воздушными шалями. Выбор оказался неплох. Продавец сначала ждал, затем понял, что я никак не определюсь, и куда-то отлучился. Я же в раздумьях перебирала цветные, отороченные кружевом и целиком из него выполненные изделия местных и не только мастериц и не услышала, как сзади кто-то подошел.
– Вот эту, жемчужно-розовую, – раздался над моим плечом знакомый голос с хрипотцой.
Я вздрогнула от неожиданности, оступилась и наступила тому, кто стоял позади, на ногу. Дернулась, чтобы отойти, но он сделал то же самое. Жаль, сторону, куда отходить, мы выбрали одну.
Что же, теперь я точно знаю, что у Аларда Эдселя каменной твердости не только грудь, но и подбородок. Надеюсь, он не прикусил себе язык, потому как я – прикусила. И страдала сейчас не только от неловкости, но и от боли в затылке и на кончике языка. Может и к лучшему, меньше глупостей наговорю. Но извиняться все равно придется.
– Лорд Эдсель…
– Это мне кара за непрошеный совет, видимо, а вам за рассеянность.
– Добрый день. Извините.
– Вы за добрый день сейчас извиняетесь или за подбитую челюсть и отдавленную ногу?
Снова, как ночью в столовой, отчаянно захотелось зажмурится. Было ужасно стыдно. Когда я умудрилась сделаться такой неловкой?
– Я не извиняюсь. Я…
И косноязычной. И слова забываю. Очень вовремя…
– Однако. И не собираетесь?
– Собираюсь! – от отчаяния я недопустимо повысила голос и почувствовала, как щекам стало горячо.
– Тогда повернитесь, наконец, лицом, или думаете, что раскаяние на спине будет выглядеть выразительнее?
– Вы же против, чтобы на вас смотрели.
– Сейчас не против. Сейчас сюда половина рынка смотрит. Вас жалеют, восхищаются вашей стойкостью и немного завидуют, а на меня смотрят и гадают, я вас прямо тут целиком сожру или надкушу и утащу в омут порока и ужаса.