Я смотрел на него с новым пониманием. Инсайдерская торговля.
В 1928 году это не просто нормальное явление – это стандартный
способ ведения бизнеса. Комиссия по ценным бумагам и биржам,
которая объявит такую практику незаконной, будет создана только в
1934 году, после краха.
– Интересно, – сказал я осторожно. – Но откуда информация?
– Моя кузина работает секретаршей у одного из директоров Steel
Trust, – подмигнул Бейкер. – Она слышала телефонный разговор.
– Подумаю об этом, – кивнул я, понимая, что мне нужно время,
чтобы сориентироваться в этических нормах эпохи. – Кстати, ты
знаешь кого-то по фамилии Риверс?
Бейкер нахмурился.
– Чарльз Риверс? Тот журналист?
– Возможно, – уклончиво ответил я.
– Странный тип. Ведет экономическую колонку в «Herald Tribune»,
но постоянно пишет всякие разоблачения. Почему ты спрашиваешь?
– Он оставил мне записку. Хочет встретиться.
Бейкер присвистнул:
– Осторожнее с ним. Харрисон его на дух не переносит. Если
узнает, что ты якшаешься с журналюгой, ты можешь лишиться
места.
Я кивнул, впитывая информацию. Итак, Риверс – журналист,
критикующий Уолл-стрит. И он нашел в бумагах Харрисона то, что
может пролить свет на смерть отца Стерлинга...
– Эй, Стерлинг! Проснись! – Бейкер щелкнул пальцами перед моим
лицом. – Ты опять витаешь в облаках. Нам пора, встреча в
девять.
Я взглянул на карманные часы. Восемь сорок пять.
– Да, конечно, пойдем.
Мы направились к внушительному зданию с колоннами и медной
табличкой «Харрисон и Партнеры» у входа.
Я глубоко вдохнул, готовясь войти в офис, где мне предстояло не
только изображать Уильяма Стерлинга, но и начать строить мою новую
финансовую империю.
Перед дверьми я остановился и в последний раз оглянулся на
улицу. Солнечный свет играл на стеклах небоскребов, автомобили
сияли хромом, люди улыбались в предвкушении еще одного дня
безграничных возможностей.
– Стерлинг! Ты идешь? – нетерпеливо окликнул Бейкер, придерживая
дверь.
– Иду, – ответил я и шагнул в здание, оставляя за спиной
беззаботный летний день 1928 года.
Массивная дубовая дверь «Харрисон & Партнеры» закрылась за
нами с тяжелым звуком, отрезая уличный шум.
Мраморный вестибюль поражал своей роскошью. Полированные
колонны, хрустальные светильники, начищенная до блеска латунная
фурнитура. Компания явно процветала и не стеснялась это
демонстрировать.