–
Угу-м, – буркнула Валентина, могучим усилием заглотив ранее
отгрызенный кусок утки и тыльной стороной ладони торопливо вытирая
жир со щеки.
–
Так, может, вы бы могли сходить на премьеру вместе? А то мы с
Аркадием Наумовичем очень всегда заняты, а Валентине и сходить не с
кем. А она у нас так любит театр.
Валентина при известии о том, что она так
любит театр, даже об утиной ноге забыла и воззрилась на мать с
явным недоумением.
–
Ну, или с Ларисой, – уже менее уверенно добавила Осипова и
посмотрела на младшую дочь.
Та
поправила очки в роговой оправе на слишком длинном носу и серьёзно
кивнула. Ей было всего шестнадцать или вообще пятнадцать, и это
взрослое сборище её тяготило, но она старалась соответствовать. И
хотя Ларисе тоже накрутили локоны и одели в нарядное платье, явно
сшитое для этого мероприятия, но чувствовала она себя неуютно, и
старалась прикрывать острые ключицы, которые при любом движении
выпирали в разрезе платья.
Паузой Осиповых моментально воспользовалась
Ирина Семёновна Белозёрова, которая тут же лукаво
проворковала:
–
Ах, какой замечательный пирог с грибами! Изумительно! Восторг!
Просто восторг!
И
хотя похвала явно должна была быть адресована Дусе, но Ирина
Семёновна адресовала её хозяйке, Надежде Петровне. А та спокойно
приняла комплемент и поблагодарила. Словно это именно она, а не
Дуся, стояла у плиты с пяти утра.
–
У нас летом всегда замечательные пироги с ревенем, Муля очень
любит, – многозначительно сообщила Надежда Петровна и хитрая Ирина
Семёновна моментально перехватила пассаж:
–
А наша Ниночка печёт просто изумительные имбирные пряники в
лимонной глазури! Приходите к нам в гости, Муля. Вам обязательно
понравятся пряники.
Ниночка, кстати, вполне себе даже симпатичная
такая блондиночка, особенно на фоне Валентины и Ларисы,
проворковала:
–
Ой, Муля, а вы прямо завтра и приходите! Я как раз завтра пряники
печь буду. Как раз к ужину успею.
–
Да, Муля, действительно приходите! – горячо поддержала Ирина
Семёновна, – прямо с работы и заходите!
Я
невольно улыбнулся. Эта незамысловато сыгранная сценка напомнила
мне другую сценку, как в театре Глориозова бедняга Альфрэд
изображал трактор-дыр-дыр-дыр.
И
я сделал стратегическую ошибку. Не надо было мне
улыбаться.
Потому что моя эта улыбка послужила тем
триггером, от которого всё и началось.