Думала я об этом, глядя, как из ворот трактира выходит сир
Генрих (похоже, лошадь он оставил в тамошней конюшне), зажавший
шлем под мышкой, но броню не снявший. А под стальными пластинами,
ясное дело, у него надета стёганая фуфайка, чтобы не натирало — что
лицо у него раскраснелось, как после бани, я видела даже сквозь
многолетний, въевшийся в обветренную кожу загар. Мне в моём бязевом
платьице, глядя на баронского сына, жаловаться на жару было смешно
и стыдно.
— Это безнадёжно, — сказала Рената, тоже глядя сквозь узорную
решётку ограды, как сир Генрих размашисто шагает от ворот трактира
к усадьбе сира Матиаса.
— Что? — не поняла я.
— Вы не крестьянка, чтобы по-быстрому задрать вам подол, —
объяснила она, — а всерьёз у него Людо. Очень всерьёз. Они не
любовники, но ещё на кого-то сиру Генриху точно не хватит ни
времени, ни сил.
— А, вот вы о чём… — Я хмыкнула и окинула сира Генриха
оценивающим взором, так что он, перехватив мой взгляд, нахмурился.
Ну да, только он же имеет право так разглядывать кого угодно, а
девицы невнятного звания должны краснеть, опускать глазки и
трепетать ресницами. Девицы — боевые маги Гильдии наёмников, да. А
вроде он с покойной Фридой Ледышкой был дружен, то есть должен
неплохо знать, насколько мы склонны к застенчивости и
почтительности? — Он мне напоминает моего отца, — задумчиво сказала
я.
— Отца? — удивилась Рената и даже перестала мой посох крутить
так и сяк, вспоминая основы боя. Вспоминалось, кстати, у неё
неважно. Похоже, приёмы боя на посохах за давностью лет и
ненадобностью она забыла совершенно. — Хм. Сир Генрих в свои
неполные тридцать пять выглядит, конечно, на полновесный
сороковник, но всё-таки на вашего отца он никак не тянет.
— Каким я его помню, — пояснила я, а рука моя сама собой
заученно подхватила подол, чтобы приветствовать сира Генриха, когда
он подойдёт ближе: я женщина, ясное дело, но я признанный бастард,
а он как-никак наследник баронства. Уж этикет в меня вбивали в
самом прямом смысле — ремнём. На память я никогда не жаловалась, но
память эта весьма избирательна. То, что мне интересно, я запоминаю
сразу и намертво. Но вот то, что мне неинтересно… зубрить я не
умела никогда; чтобы что-то запомнить, мне сначала нужно это что-то
понять, а требования этикета были мне непонятны и безразличны. За
что и пороли меня еженедельно, так что необходимый минимум я через
задницу усвоила-таки. — Он любил навещать мою матушку, и у нас дома
я его видела гораздо чаще, чем потом, когда меня забрали в замок…
Доброго дня, сир Генрих, — не договорив об отце, я благовоспитанно
присела. Винтерхорст только фыркнула и просто поздоровалась. Хотя
тоже первой. Или просто вслед за мной повторила? Или всё-таки учла,
что живёт на его земле?