Жилистый взвел арбалет, положил короткий дротик в ложе. Его
движения были ленивыми, лицо — равнодушным. Стоящий рядом с ним
паренек внимательно и цепко смотрел на нас.
— У вас есть выбор, — голос главаря был ровным, спокойным. — Мы
можем убить одного, зато остальных отпустим.
Почему именно арбалет? Почему не убить кого-то техникой? —
спросил я сам себя и тут же себе ответил: потому что техника может
оставить следы. Никто никого не отпустит — это очевидно. Зачем
тогда представление?
Я даже не думал о том, чтобы предать друзей ради спасения или
верности принципам. Этот выбор был сделан задолго до этого
момента.
— Лучше в меня стреляйте, — сказал я, незаметно наращивая
ледяную броню под одеждой. Кожа горела, хотелось орать от боли, но
лед по крупинкам нарастал. — А их отпустите.
Тишина. Но лишь на мгновение.
— Если так, то и меня, — дрожащим голосом, но уверенно сказала
Лисса.
— Ты что творишь? — вполголоса спросил я, покосившись на
девушку.
— В меня стреляйте, — поддержал Апелий.
Главарь прищурился, оценивая нас. Глазастый паренек фыркнул:
— Этот, который алхимик, хитрый: лед на теле нарастил.
Главарь кивнул, почти лениво.
— Да алхимика и так грех убивать… Девчонку тоже оставим
пока.
Он поднял арбалет, небрежно направил. Послышался звук — вжик. И
в пузе у Апелия появилась стрела.
Слова вырывались из меня сами собой. Ци рвалась наружу, каждый
слог отзывался болью, но мне было плевать. Я чувствовал, как
энергия прорывается из груди, скапливается в горле, складываясь в
заклинание.
— Что он там лопочет? — ухмыльнулся главарь.
И он же пострадал первым.
Я ворвался в его воспоминания, как кирпич в окно.
В его сознании я был призраком, чужой тенью, перекраивающей
прошлое. Я носился тут и там, сжигал его уверенность в себе,
разворачивал самые сокровенные страхи, перемешивая их с
реальностью.
Он вновь был мальчишкой, замерзающим под снегом. Он чувствовал
голод, отчаяние, понимал, что никто его не спасет.
Он стоял перед отцом, который снова и снова говорил, что слабых
ждет смерть.
Он закричал. Но он кричал в подсознании, погребенный под тонной
ужасов. В настоящем мире он завалился на спину.
Второго — любителя молний, я обездвижил. Он был столь
неосторожен, что положил руку мне на плечо. Ледяные иглы пронзили
его руку, а потом я развернулся и стиснул его горло ледяными
перчатками.