Вскоре они вышли на неширокую поляну, сплошь покрытую опавшей
коричнево-желтой листвой. Где-то там, на середине поляны, был
источник зова. Старик опустился на колени, оперся на руки и
осторожно двинулся вперед, ощупывая руками место впереди, пока рука
не натолкнулась на нечто теплое и мягкое. Энрун осторожно сгреб в
сторону листву, открывая наклонившимся к поляне верхушкам деревьев
тело крупного волчонка — бездвижное, свернувшееся в клубочек,
словно тот пытался согреться в безумную стужу. Прозвучали шаги
лошади — перерожденное создание ткнулось мордой в волка, без
всякого страха, затем посмотрело на старика, фыркнуло, словно
призывая к чему-то.
— Khraal! — разнесся крик Энруна по лесу.
В деревню они возвращались уже втроем. Тело оживающего — старик
это чувствовал — волка было укрыто в грязную мешковину. Стражники
на воротах лишь мазнули по телеге взглядом, не удосуживаясь
проверить, что за хлам на этот раз вез безумный старик.
****
С самого рождения человека окружают страхи. В детстве они
прячутся в темноте неосвещенного коридора, таятся под кроватью,
скрываются в шкафах, жаждая выйти ночью и напугать ребенка. Только
яркий свет или накинутое на голову одеяло способны спасти от
чудовищ, сделать мир вновь безопасным — до того самого момента, как
маленький найдет в себе силы заглянуть в «логова монстров» и
убедиться, что там никого нет.
С первыми шагами во внешний мир за стенами уютного дома
появляются новые страхи — юный человек начинает бояться большой и
опасной коровы, шипящих гусей и лающей собаки. Эти страхи помогают
преодолеть взрослые, объясняя и обучая малыша не бояться тех, кто
ниже его по статусу в мире.
Во взрослой жизни человек понимает основной принцип, и боится
только старосту, государевых людей, благородных, а также тех, кто
над ними — богов и демонов. Чуть позже он понимает, что богам нет
до него дела — они слишком заняты перестановкой солнца и луны,
вращением звездного свода над головами и вечными войнами меж собой.
Короли и аристократы, подобно богам, могут ни разу не попасться на
глаза человеку земли и сохи за всю его жизнь. Остается власть
местная, насквозь понятная — есть местный глава староста, есть
господский ставленник и мытарь с солдатами.
Иногда человеку достает решимости и воли сплотить вокруг себя
единомышленников и стать выше тех, кто им правил. Чаще всего, бунт
завершается виселицей. Когда же нет тех, кто должен следить за
сохранностью власти и покарать бунтовщиков, на землях появляется
новый барон. Боится ли он, поднявшись на самую вершину? Безусловно.
Он боится перемен, боится потерять власть, боится встретить утро с
перерезанной глоткой, боится яда в своем бокале и ножа в спине. Но
все эти страхи — в его руках, посильны его воле, контролируемы умом
и жестко фиксированы в границах холодного разума. Иначе и быть не
может — слабохарактерные во власти не выживают.