— Теперь ты, — пророкотало от закованного в доспех архимага.
Фил на секунду замер, кусая губы, но руку все-таки протянул.
Медленно, словно по миллиметрам, шла третья рука до соединения
ладоней архимага и Аркадии. Соединилась с ними — и превратилась в
черный туман, как и все тело праправнука легендарного борца света.
Тьма переливалась, замирая на секунду строгим черным камзолом, и
снова скрывала рослую фигуру пепельным маревом. На уровне головы
тускло сияли два уголька. Некогда именно такие фигуры ждали героев
на вершинах черных башен, с безумным смехом обращая жизни
штурмующих в собственную силу. Пока все шесть башен не обратили в
котлованы, а заточенные осколки души хозяев не скинули страдать в
бездонный провал океана, ибо не было им места даже в аду.
— Дорогая, мы будем отличной семьей, — тьма посмотрела на
девушку.
Ужас вскипел в глубинах души Аркадии и паникой затряс тело,
ладонь сверху сковал лед.
— Посмотрим, — пророкотало в ответ со стороны архимага.
Низ ладони Аркадии обжег жар, волна приятного тепла пронеслась
по телу, выгоняя остатки холода и возвращая уверенность.
— Через пять лет я буду готов, — произнесла тьма.
— Через пять лет я уничтожу тебя, — проговорил свет.
— Через пять лет я хочу быть подальше от вас, — слабым голосом
ответила девушка и робко улыбнулась волчонку — животное замахало
хвостиком и одобрительно тявкнуло.
Отчаянно болела левая нога, ныл разбитый локоть, а от рези в
боку хотелось взвыть не хуже побежденной волчицы, но архимаг
держался. Рядом с ним стояли хищники куда серьезнее неразумного
зверя; такие как они не прощают проявления слабости. Связанные
нитями клятвы, спутники все еще оставались опасны — существует
множество способов обойти любое обещание, и всего одна защита от
предательства — быть сильным и готовым ударить в ответ. Тогда —
побоятся.
Как же он пропустил, как же смог не разглядеть, что под маской,
довериться и пойти на поводу у врага? Жена-толстушка, злая родня?
Бред, какой же бред! И он этому поверил, впустив тьму в новый мир!
Вместе со злостью, душу вновь терзала тоска одиночества. Не первый
раз его предает близкий человек, увы — даже не десятый.
Было еще одно чувство — усталость. За сотни лет приедается все —
вкус редкого вина, мягкость перин, доступность женщин. Ореол славы
— не исключение. Воин света даже изобразил старение, чтобы мир
наконец-то отстал от своего спасителя и дал ему жить спокойно, как
положено любому на исходе лет. Как назло, вместо покоя реальность
предложила ему новый поединок.