— В старом доме нашла, да, красавица? — тронула она носик
пальцем.
— Да, — кивнула Аркадия, обняла в ответ и вновь заплакала.
Не из-за страха или ужаса — просто вспомнила слова архимага и
то, на какой ужас чуть было не обрекла человека, который, может
быть, единственный на свете любит ее искренне и всем сердцем. А еще
она вспомнила, откуда знает этот наряд — именно такой был на
Леиеле, вернейшей соратнице архимага, на известной картине
празднования первой годовщины падения Цитадели. Кое-кто умел
раздавать авансы, от которых невозможно было отказаться.
***
Высшая аристократия неотделима от земельных наделов. Чем бы ни
прославилась семья: силой магии, верностью слову, великим умом,
военной удачей или торговыми успехами — фундаментом благополучия
всегда были земля и те, кто на ней работал.
Где-то там, на фоне блеска драгоценностей и батальных полотен,
падений и взлетов высшего света, жили своей жизнью строчки приходов
и расходов в толстых бухгалтерских книгах, обезличенно и
хладнокровно отмечавших жизнь селений во власти господ. Иногда
строчки вычеркивались темно-красными чернилами, по разным поводам —
неурожай, черный мор, бунт... Иногда цифры менялись в большую
сторону, тоже по разным поводам, не всегда очевидным.
Большая часть аристократии довольствовались изучением строчки
«Итого», некоторые всерьез занимались преумножением богатств рода,
распоряжаясь выделить помощь туда, где это необходимо, но
практически никто не видел за цифрами людей. И тем более никто не
бывал в деревеньках лично, не знал их жизни и понятия не имел об
устройстве жизни села. Для того имелись слуги.
Сегодня Фил был одной из таких цифр, правда, в тоненькой книжице
местного владетеля — и десяти сотен строчек в ней не наберется. И
все равно мир в шаге от него жил своей жизнью, по каким-то
особенным законам, чуждым пониманию потомственным аристо. Даже
любопытство возникало, хотя и не сильное. Смерть тут очень легко
перемежалась с жизнью, а радость — с горем. Печальные события
обращались праздником, тяжелая работа была частью судьбы, а
спиртное заменяло все лекарства — заодно служа деньгами и главным
средством обмена.
Вокруг было невероятно спокойно — все вновь ушли в поле, оставив
вместо себя тишину и одиночество. Не было лишних глаз и на озере —
зеркало воды в несколько сотен метров застыло почти без движения,
словно осколок неба на земле. Озеро питал широкий ручей, некогда
проходивший сквозь запруду и оборачивающийся речкой, но местные
перегородили ход реке, отвоевав себе землицу под посевы.