– Это туны, – пояснила Ёлка. – Плоды растения нопаль. Очень
редкое лакомство.
– Ёлка, нарисуй его, – поддразнила Фифа. – Сам великий бог ест
туны!
Ёлка ловко выхватила сразу два пера и начала быстро рисовать
чернилами на листке в обе руки. Рима настолько захватил это
зрелище, что он забыл жевать зелёную смесь. Затем проглотил её и
покосился на Фифу.
– Опунция, – сказал он и почувствовал, как вяжет рот. Потянулся
за ближайшей кружкой, но то оказалось молоко. Смешивать то и другое
в своём желудке Рим побоялся, и предпочёл перехватить у Цинка бокал
с каким-то местным самогоном.
Президент, министр и прочая свита, похоже, не видели в поведении
богов ничего странного. Напротив, они с восхищением следили за
каждым их действием, стараясь сохранить невозутимость на лицах.
Получалось не всегда удачно, все же явление богов в их жизни
равнялось чуду.
Рим понимал, что про этот день будут слагать легенды. Вероятно,
в стихотворной форме. И наверняка наложат на музыку вопящих
домов.
Словом, Новая Россия нравилась ему всё больше и больше. И Рим
почти жалел, что не мог присутствовать в течение всей пропущенной
эпохи её роста и развития.
– Военный союз – это хорошо, – изрёк Бык, как следует куснув на
последок хрящ с дочиста обглоданной бараньей кости. – Расскажи-ка
мне, мой друг Ксехуитл, мой любезный брат Ксехуитл: серьёзные войны
у вас когда были в последний раз?
– О, большая война была в последний раз давно, – погладил
бородку министр. – Признаться, ещё до моего рождения, и до рождения
почтенного тлатоани. Это было…
Ксехуитл посмотрел на Ёлку, и секретарша сразу ответила:
– На двадцать четвёртом году вашего исхода, великие боги. В год,
когда приехал испанец по имени Кортес.
Фифа выронила кружку, разливая молоко.
– Кортес? – переспросила она. – Лидер конкисты? Он всё же
приезжал?
Ксехуитл промычал что-то нечленораздельное, и Ёлка поспешно
ответила:
– Об этом лучше узнать в музее Винта.
Рим почувствовал взгляды команды на себе. Похоже, не он один
начинал терять суть разговора. Ясно было одно: про единственный
прецедент столь важного политического контакта Старого и Нового
миров он хотел знать подробнее.
– Поехали в музей, – сказал он и поднялся, отряхивая руки. –
Добрый Акатль, выдайте нам транспорт. И салфетку -- лично мне.
На лошадях, к счастью, ехать не
пришлось – им выдали целых две повозки, которые в плане комфорта
даже можно было приписать к каретам. Рим в глубине души этому
только порадовался. Классным наездником он так и не стал, и
рисковать свалиться с коня прямо посреди восторженной толпы – то
ещё приключение.