– Это ты, мил человек, ещё стихийную
рекламу для себя не открыл, – заметил Бык, иронично прищурившись. –
Вот дождёшься, когда столица захлебнётся в мусоре бессистемных
вывесок – и кирдык вашей свободной торговле. Рим, ты помнишь Москву
при куче рекламы? Ларьки с водярой на улицах, и всё такое?
– Я тогда ещё не освятил Москву своим
присутствием, – покачал головой Рим.
Бык сразу заткнулся. Сидящий рядом
министр приобрёл то самое деликатное выражение, присущее
дипломатам, когда они ни черта не понимают в разговоре, но
сохраняют покерфейс, тщательно шифруя за ним своё непонимание.
Здоровяк, похоже, понял оплошность, и
больше не поднимал личных разговоров в присутствии посторонних. Так
что тайна, что предводитель богов не застал старую Москву, потому
что ещё не родился – так и осталась тайной для мешика. Если честно,
то и Бык об этом ярком периоде знал только из фильмов и
информатория, но чем-то старлея привлекали эти тяжёлые годы и, со
временем, он поднакопил знаний.
Зато мысли Разумовского направились в
нужную сторону. В самом деле, кто еще из них мог застать времена,
когда огромную страну продали дешевле, чем за бусы?
Только Цинк. Тот самый Цинк, что
когда-то сформировал команду, утратил руководство группой – а
сейчас внезапно снова разбил команду на части, забрав к себе в
повозку своих первоначальных подчинённых.
Интересно, что там им Ёлка
рассказывает? Да и зачем она вообще с ними едет?
– Дорогой мой друг министр, –
обратился Рим.
– Да? – Ксехуитл встряхнулся, словно
очнувшись.
– Зачем с нами отправилась
любезная…
– Иолоксочитл, – тут же вставил
Скрип, вовремя сообразив. Риму стало интересно: он всё это время
помнил имя секретарши, или в памяти встроенного компа
подсмотрел?
– Она помогала обустроить музей
Винта, – сказал Ксехуитл – как показалось Риму, без особого
пиетета. – И она же в свободное время ухаживает за смотрительницей
музея. Смотрительнице уже много лет, очень много.
– Если много, то что она нам сможет
рассказать? – поинтересовался Гек.
Министр посмотрел на него так, словно
впервые осознал, что боги перед ним приняли оболочку людей молодых,
и, страшно подумать, в чём-то ограниченных. И ответил:
– Чем ближе приближается час смертной
тени, тем лучше вспоминаются важные моменты молодости. И тем хуже –
всё, что было после.