От такого зрелища Рим потерял дар
речи. Такого он за Цинком и не помнил. Чтобы не раскашляться, Рим
чуть перешёл за спину министру. «Цинк, твою же мать -- подумал он
со злостью. -- Знает же, что я болезненно переношу эту вонь!»
– Ваш музей давно о ремонте плачет, –
почесал голову Чук.
– Марина не подпускает никого, –
пожал плечами министр. – Всё делает сама, что может. Но сил у неё
уже немного.
– Эээ, – протянул Бык с подозрением,
похоже, припоминая знакомые ацтекские имена. – Какая ещё
Марина?
Скрип коснулся ладонью виска, прикрыл
глаза. Рим оценил. Молодец парень, при первой любопытной информации
с базами сверяется.
– Малинели Тенепатль, или Малинче, –
несколько монотонно заговорил синеглазка. – Из знатного рода науа.
Наложница Кортеса, а также его переводчик. Родилась в 1500-м году,
подарена Кортесу в двадцать лет. Родила ему ребёнка, и…
Министр деликатно кашлянул:
– Я впечатлён вашими знаниями, о
великие боги, – сказал он – как показалось Риму, вполне искренне. –
Без сомнения, вам виднее, что было в те времена. Пусть даже сама
Марина и осталась последней, кто их лицезрел. И она же записала их
в свитках, которые, увы, не сохранились.
– У меня сразу вопрос, – сказал Рим,
чьи мысли крутились между странным поведением Цинка и
непосредственно Кортесом. – Мариной её назвали испанцы, при
крещении. Почему вы её так называете?
– Она сама себя так называет, –
смутился Ксехуитл. – Поговорите с ней сами, если такова ваша
воля.
– Наша, – подтвердил Рим.
Сквозь поднявшиеся столбы песка к ним
вышел какой-то прислужник, ведя под уздцы кобылу. Завидев богов, он
нервно сглотнул и повернулся к Ёлке.
– Куда Фифу пристроить? – спросил,
низко кланяясь, слуга. – Она совсем нервная стала, госпожа.
У Быка отвисла челюсть...
Скрип, казалось, завис и ушёл в
перезагрузку...
Чук и Гек нервно зашушукались...
– Как ты её назвал? – побагровел Бык,
сжимая кулаки.
– Всё нормально, – спохватилась
Анжела, шагая к кобыле. – Я сама её успокою. Веди мою девочку
прогуляться, а потом -- к воде, -- приказала она.
– Фифу? – начал догадываться Рим.
– Да, – повернулась к нему девушка,
нежно погладив кобылу по морде. – Фифа моя теперь. Пока это
возможно. Не стой, веди, -- поторопила она слугу.
И они с прислужником скрылись за
левым крылом музея.
– Она назвала лошадь Фифой? – выпучил
глаза Бык.