О причинах неудач, постигающих все дела, к которым прикладывал
руку отец, я не могла судить по газетным материалам. Вот бы
как-нибудь узнать, почему закрылась и красильная мастерская, и
древесная? И галерею бы навестить, о которой говорилось в одном из
выпусков.
Как же много всего.
Я уснула прямо в кресле, утомленная ворохом мыслей, и через
несколько часов вскочила с него под мерзкий звон будильника. Повела
затекшими от неудобной позы плечами, чувствуя, что глаза слипаются.
И решила, что уж одну пробежку могу и пропустить.
Преодолевая сильнейшее внутреннее сопротивление, упала на диван
и закрыла глаза. Но сон не шел. То думалось, какая я
безответственная, то в памяти всплывали детали истории, которую я
узнала вчера.
Пятьсот тысяч, которые отец Марго взял, когда ей было тринадцать
лет. Сейчас мне двадцать два, то есть прошло примерно девять лет. И
долг вырос до двух миллионов. Это сколько процентов годовых? Около
сорока? Очень много, это законно вообще?
Надо все-таки забрать копию договора и тех документов, которые
мне показывал Яринский вчера. И чего сразу не догадалась? Теперь
придется тащиться в его контору самой.
И еще — узнать бы про те предприятия. Как жаль, что нет
интернета. А ходить по архивам — то еще удовольствие. Да и не
пустят меня.
Если подумать, в старых газетах наверняка должна быть
информация, но не сидеть же днями напролет в библиотеке,
пролистывая старые подшивки и позабыв обо всех остальных делах.
Не удалось даже задремать, так что я перестала жмуриться и
осматривала комнату, особенно ни на чем не заостряя внимания. Когда
взгляд споткнулся о визитку журналистки, которую я решила не
выбрасывать, в голове начал постепенно созревать план. Он
окончательно сформировался к тому моменту, когда я тряслась в
автобусе, но его осуществление придется отложить до ближайших
выходных.
Чтобы получить документы, мне пришлось на два часа раньше уйти с
работы. Я даже пожертвовала обедом, чтобы успеть закончить все дела
в срок, и приятно удивилась, когда Юлия Петровна сама принесла мне
одноразовый пластиковый контейнер с гречкой и куриной котлетой.
— Кушайте, дорогая, — она почти материнским жестом провела по
моим волосам.
Уйти мне позволили, и я направилась по адресу, который мне
любезно подсказал Тарковский. Когда я спросила у него о Яринском,
князь как будто оживился. Я ожидала, что он скажет что-то вроде «о,
вы наконец взялись за ум и прекратили детские капризы», но он
промолчал. Лишь сухо назвал дом и улицу, где находилась фирма,
выдающая деньги в долг, и поспешно вернулся к работе.