А днем, когда я еще валялся в постели, больной от коньяка и Ларисы, противно задребезжал телефон. С неимоверными усилиями дотянувшись до трубки, я хрипло прорычал:
– Ал-ле-е…
– Это Сергей Иванович Соколов? – вкрадчивым голосом спросила трубка.
– Он самый, – недовольно ответил я.
– Вот и хорошо, – удовлетворенно усмехнулась трубка, обжигая мое сплющенное ухо смрадным дыхание. – С тобой Мустафин говорит…
Сердце у меня екнуло и подскочило к самому горлу – дышать стало нечем. Похмелье мгновенно слетело с меня, и я как ужаленный вскочил с постели.
– Д-да, я слушаю, – задушенно выдавил я из себя.
– Мо-ло-дец! – весело сказал Мустафин, бывший секретарь ЦК комсомола по физкультуре и спорту. – Ай-вай, какой молодец! Убежал от меня, спрятался, – засмеялся Мустафин и у меня от этого смеха стянулась кожа на затылке. – Какой у тебя хороший домик, какой хороший – ай-вай-вай… Но я, Сергей Иванович, друзей моих друзей не обижаю – живи, почему нет! Правильно?
– Правильно, – перевел я дыхание.
– Но домик, какой домик! – вздохнул Мустафин. – Может, уступишь ты его мне? А я тебе другой дам, тоже карасивай, ба-альшой домик дам… Нет? Ну смотри, дарагой, смотри… Юрий Петрович мой друг и очень ба-альшой человек… Так что живи, Сергей Иванович, сапакойно… Пока…
И в трубке пошли гудки, а я лихорадочно соображал, что именно означает это последнее «пока» – разрешение жить пока или же обыкновенное «до свидания»»? Я постарался убедить себя в том, что все-таки «до свидания», и пошел на кухню варить кофе. Хотя, если честно, ни о какой встрече или свидании с Мустафиным не мечтал.