Таким
образом, подготовка к коронации проходила идеально, и если бы дело
было только в ней, Александр мог бы вообще не волноваться. И все же
коронация не была основанием забывать об армии, пушках, солдатской
амуниции и положении на спорных территориях, а еще о финансах.
Финансы рувард проверял так, чтобы ни один дуит не пропал и не был
потрачен зря. Армия должна была получать жалованье точно в срок,
деньги на ремонт и сооружение укреплений выделяться при первой же
необходимости, как и на мосты, дамбы и дороги. Но, главное,
жалованье солдатам нельзя было задерживать ни на час! Жорж был
прав, но об этом он думать не хотел.
—
Полагаю, все помнят, что способна натворить солдатня, которой
забыли выплатить жалованье? — ледяным тоном говорил Бретей, обводя
взглядом съехавшихся на коронацию членов Генеральных Штатов и мэров
городов. — А если кто-то забыл, я скажу лишь одно слово —
Антверпен!
Господа
молча переглядывались, а недавно избранный мэр Антверпена Филипп
ван Марникс* лишь согласно кивал. Правда, потом тот же самый
Марникс заявился на прием к Александру, горячо агитируя его
восстановить в Генте, как он намеревался сделать это в Антверпене,
Редерийкерс камеру.
Александр де Бретей молча внимал мэру, силясь
понять, о какой риторике идет речь, и как эта риторика должна
помочь их делу, когда на очередном вдохновенном пассаже литератора
и дипломата сообразил, что тот говорит не о дипломатической
риторике, а всего-то о сообществах поэтов, некогда процветавших во
Фландрии и Голландии. Молча встал и вышел из кабинета, от души
хлопнув дверью и оставив достойного мэра в полном недоумении и
попытке осознать, что же он сделал или сказал не так.
Александра де Бретея трясло. Сейчас он не хотел
ничего слышать о поэзии и музыке — за последние дни он вообще
разучился слышать поэтические и музыкальные фразы, ощущая их просто
как бессмысленный и раздражающий шум. Вышел во двор, ожидая, когда
к нему подведут коня. Его фриз привычно ткнулся головой в плечо, но
и эта ласка не вызвала в душе руварда ни малейшего
отклика.
Ему
хотелось домой…
Да,
Брюссель не был его домом, но все же и тут было место, где он мог
приклонить голову. Магистраты готовы были предоставить в его
распоряжение любой дворец, не говоря уж о том, что у руварда были
покои в здешней резиденции Франсуа, но Александр арендовал дом,
чем-то похожий на его дом в Генте. У этого дома были даже
преимущества перед гентским, потому что с улицы его окружала
высокая глухая стена — сейчас Александру не хотелось никого видеть,
а в саду не было ни следа новомодного узора клумб — два старых
разросшихся дерева надежно защищали от городского шума и создавали
обманчивое впечатление полного уединения.