Конечно,
это была иллюзия. Уединение в таком городе как Брюссель могло
случиться только в сказке или во сне. Александр проезжал по улицам,
где все вокруг гудело от трудов горожан. Здесь красили, белили,
заменяли ставни, развешивали флаги и гирлянды, чуть ли не мыли
мостовую, сооружали праздничную триумфальную арку с гербом Франсуа
и закрепляли факелы в бочках с водой, чтобы праздничная иллюминация
не привела к пожару. При других обстоятельствах Александр
непременно порадовался бы этим трудам, перекинулся бы парой слов с
мастерами, похвалил одних работников, пожурил других, но сейчас он
не хотел ничего видеть и слышать. Радостное оживление горожан
ранило. Брюссель вновь готовился стать столицей, Брюссель заранее
подсчитывал барыши, а он не знал, как идет расследование во
Франции.
Слуга
закрыл за ним ворота — такой же радостный и оживленный, как и все
вокруг, а он подумал, что, возможно, зря грешит на горожан. Скорее
всего, они просто радуются скорому окончанию войны.
И все же
чужая радость причиняла боль. Разговоры вызывали досаду. А от
поднявшейся вокруг суеты хотелось спрятаться где-нибудь в
монашеской обители.
Александр, не глядя, швырнул перчатки, шляпу и
плащ, молча поднялся к себе и уселся за столом, подперев голову
руками. Последние дни все его труды заканчивались именно так: он
сидел в одиночестве за столом и думал, что ничего не может сделать.
И это «ничего» касалось вовсе не Брюсселя, а Парижа. Он даже не
может отправить туда гонца.
Стук в
дверь заставил его поднять голову — управляющий. Странно, почему
пять лет назад он счел этого человека стариком? Он ровесник
Молчаливого. Впрочем, горе никого не красит, и это выражение
старческой скорби осталось у него навсегда.
Пять лет
назад этот человек бросился под копыта его коня с прошением за
преступника. Три года назад спас ему жизнь — всего-то за то, что он
передал прошение Жоржу и добился для преступника права
исповедоваться и быть погребенным. Два года назад Жорж отдал этого
человека ему.
— По
закону я должен его повесить — все же так или иначе, но с мерзавцем
Каймаром он дело имел и о его преступлениях знал, — говорил друг. —
Но он спас вас и у меня не поднимается рука отправить его на
виселицу. Увезите его из Франции и, будьте уверены, он будет верно
вам служить… Даже не как слуга, а как пес, у которого одно желание
и предназначение — быть рядом с хозяином и умереть, положив голову
на его перчатку. Если вы выгоните его, он поселится на ступенях
вашего дома, и ему будет все равно — жара, дождь или снег будут
изнурять его тело. Главным станет, что это