Но на то, чтобы думать, времени больше не
осталось.
Если раньше с одной стороны на них шел шум,
приближающийся со скоростью парада, то теперь с другой дьявольской
волной надвигалась тишина.
Джереми Расселл.
Непривычно спокойный. Непривычно серьезный —
хотя казалось бы, уж куда больше? Непривычно собранный. Непривычный
весь от идеально сидящей формы до размеренного шага. Не строевого,
нет.
Парад остановился как-то сам. О, безусловно,
его лидеры узнали того, кто когда-то имел право находиться с ними
на одном пьедестале.
Тишина наполнилась торжественным звоном.
Люди, из-за формы и реакции Командующих без
сомнения поверившие, ждали праздника куда большего, чем тот, что им
обещали. Возвращение легенды, как же! Хаук шкурой чувствовал этот
предвкушающий восторг, в свете его собственных знаний отдающий
липким кошмаром.
А Джей заговорил.
И стало по-настоящему холодно.
Не приветствие, не обвинения, не приговор —
звучали имена. Девять имен, список которых завершали два
одинаковых:
— …Мэй Расселл. Джереми Расселл.
Один из тех, кто стоял во главе отряда, начал
пятиться, еще когда прозвучало первое имя. И отступал, делая шаг на
каждое из следующих. А остальные расступались, осознавая
происходящее куда лучше всех присутствующих вместе взятых.
Джей все так же шел вперед. Не сбившись с
шага, не изменив его темпа. Наступал. Не остановился, даже когда
этот Ферро оступился, упал и начал отползать, не в силах больше
подняться на ноги. От страха. Хаук понимал этот страх. Не понимал
только звучавшего в голосе Расселла ледяного спокойствия — ведь
всего пару дней назад сам слышал непримиримую жгучую ненависть.
Лидер «К-9» остановился в шаге от
приговоренного, будто чего-то ожидая.
И Ферро не обманул. Дрожа выпрямился, встал на
колени и опустил голову, хрипло произнеся:
— Я прошу… у тебя прощения.
— У меня?
— У них, — Ферро сглотнул и вновь затрясся от
жуткой дрожи, — у них всех.
— Да? Перечислишь?
Ответом стала тишина. Ферро не помнил имен. Не
мог вспомнить или не стал запоминать, уже не важно. Не смог даже
повторить, хотя только что слышал каждое. И Джей знал, что так
будет. Хаук отчего-то был уверен — знал.
— Что ж… Уже не важно. Предательства не
прощают. Но… может тебе удастся вымолить прощения у них лично.
И Джей обнажил клинок.
По короткому лезвию в веселом танце запрыгали
искры — красная и голубая. Электричество и огонь. Чистая
неадаптированная и неусмиренная энергия.