А вон майор Булин, замначштаба, тот всегда перед прыжком «переживает» – становится заметно суетливее, многословнее, непоседливее. Другими словами – места себе не находит. Сегодня, например, перед посадкой в самолёт:
– Р-р-рядовой Бабюк! Это называется – вы подогнали подвесную систему?
Боб ему – задрав голову в самое небо:
– Так точно, товарищ майоррр! А в самолёте ещё доподгоню. Кормят хорошо – кишкам в животе тесно, вот и ослабил малость.
– Подогнать сейчас же, и никаких – «в самолёте»! Каждый прыжок – это игра со смертью, а вы – хиханьки!..
Вспомнив этот эпизод, Горячев покосился на Булина. Тот сидел почти у самого люка, рядом с выпускающим, и через короткие промежутки времени орал ему что-то в ухо, стараясь перекричать гудение моторов. Выпускающий, майор Дундуков, спокойно и чуть устало, изредка кивал головой – скорее всего, из деликатности. «Игра со смертью» – надо же брякнуть. Ну, риск – сказал бы или там – объективная опасность, которую нельзя не учитывать. Зачем первогодков запугивать? Среди этих «першингов» есть весьма впечатлительные юноши. Буряк Мыкола, например, с Украины…
Полноватый, щекастый майор Булин сейчас выглядел очень забавно: крича в ухо Дундукову, жестикулировал, затем на короткое время замирал, поблёскивая выпуклыми карими глазами. Потом опять, словно вспомнив что-то важное и недосказанное, наклонялся к уху Дундукова, снова орал, и опять утихомиривался на какое-то время. Офицерская ушанка, стянутая шнурками под подбородком, комично обрамляла и без того заметные щёки майора, делая его похожим на хомячка из какого-то мультика. Аскетическое лицо Дундукова со стальным спокойным взором, весь его облик являл если не полную противоположность Булину, то, во всяком случае, нечто абсолютно другое – по-настоящему армейское, военное. Тогда, на аэродроме, Дундуков избавил Булина от унижения.
…Серёга Бабюк, скорый дембель, незаметно перевернул трёхпалую рукавицу наоборот, отдал честь и прорычал:
– Слушаюсь, товаррищ майорр! Только это не «хиханьки», а совсем наоборот – «хаханьки».
– От слова «хахаль», – добавил кто-то из строя, намекая на всем известную любовь Боба к самоволкам, неистребимую даже регулярными ходками на «губу».
Майор, переведя взгляд с хитрой морды Бабюка на его правую ладонь у виска, не понимая, видимо, как возможно отдавать честь большим пальцем наружу, прошипел: