Неприемлемо.
Он вспомнил имена. Годзё. Зенин. Камо. Эти три семьи были на
вершине, их сила неоспорима, их влияние охватывало всю структуру
общества шаманов. Они не просто были богаты, они вершили
судьбы.
Инумаки же… имели особую технику. Да, проклятая речь была
могущественной, но она накладывала ограничения. Пользоваться ею не
так просто, и, судя по всему, клан давно утратил амбиции — всё по
той же причине, по которой проклятая техника, называемая — Печатью
Змея и клыки, не работала. Они приняли своё место, довольствуясь
малым.
Как же это его раздражало. Незнание.
Он снова опустил взгляд на свои руки, сжимая кулаки. Это тело
ещё не привыкло к власти, но оно привыкнет.
Проблема была в другом: сейчас он находился в клане, который
существовал скорее по инерции, чем по амбициям. У него не было
ресурсов. Не было союзников, готовых исполнить любой приказ. Всё,
что у него было — это имя.
— Если требуется чего-то добиться, надо поднимать влияние.
Ничего, я привык.
Власть — естественное право сильного, и он даже не воспринимал
борьбу за неё, как что-то аморальное. Это просто закон
существования.
Мирак вышел из своей комнаты и спокойно прошёлся по скрипучему
деревянному полу, позволяя глазам привыкнуть к мягкому свечению
фонарей. В этом мире всё казалось странным.
Он сделал шаг вперёд, постепенно привыкая к странностям в теле.
Тёмное дерево стен отдавало слабый запах сырости, каменные дорожки
под ногами были выложены так идеально, что напоминали о чьей-то
навязчивой аккуратности. Воздух здесь был легким.
Как только он пересёк порог, пространство ожило.
Трое слуг, убирающих внутренний двор, остановились, словно их
накрыло невидимой волной. Один замер, сжимая в руках метлу. Второй,
нёсший поднос с бумагами, лишь на мгновение задержался, а затем
склонил голову и быстро ушёл. Третий был старше. Его взгляд был
более внимательным, оценивающим, но и в нём читалась
осторожность.
— “Этот Масакадо что-то сделал прошлой ночью?" — эти
воспоминания отсутствовали в памяти. Мирак продолжил осматривать
окружающий мир — возможную иллюзию, тщательно выстроенную ловушку.
Но чем дольше он вглядывался, тем отчётливее понимал: это было
слишком… сложным, слишком детализированным даже для принца
знаний.
Над головой тянулись тонкие, как жилы, линии — закреплённые на
столбах из металла и дерева, они расчерчивали небо строгими
узорами. Столбы стояли вдоль улиц, словно бессмысленные тотемы
забытых богов. От них исходило едва уловимое гудение, напоминая
шёпот ветра, заблудившегося в трещинах древних храмов.